Любовь требует жертв…

— В том-то и дело, что нет. У пожилых и больных сосудистыми заболеваниями людей бывают типичные нарушения памяти: так называемые псевдореминисценции, то есть ложные воспоминания — человек рассказывает то, чего в действительности не было, будучи в этом глубоко убежден, и конфабуляции — человек рассказывает о событии, действительно имевшем место, но меняет время происшедшего. Конфабуляции и псевдореминисценции бывают и при других заболеваниях, например при алкогольном корсаковском синдроме. Показаниям больных алкоголизмом я бы вообще не доверяла, так как они могут приврать, чтобы показаться более значительной личностью, выступив в качестве важного свидетеля.

— Получается, что многих свидетелей должен обследовать психиатр?

— В идеале — да. Польза была бы несомненной. Я бы к тому же порекомендовала освидетельствовать и самих работников правоохранительных органов. Уверяю вас, очень многие были бы признаны профессионально непригодными.

— Целиком согласна с вами, — кивнула Лара. — Психика следователя Прохорова явно не в порядке. Похоже, он не просто настроен недоброжелательно, но и получает своеобразное удовольствие, унижая меня и роясь в моей интимной жизни.

— Возможно, у него дефект личности или следствие комплексов, в частности, так называемый комплекс маленького человека, получившего толику власти и самоутверждающегося с помощью демонстрации своей иллюзорной власти. Или озлобленность человека, который некогда был значительным лицом, а теперь лишился привилегий.

— Не могу судить о его профессиональных качествах, хотя на мелочах он ловил меня мастерски. Но ведь профессионализм не в том, чтобы подловить допрашиваемого, если тот не совершал преступления! Какой же это профессионал, если он топит невиновного? Следователь с помощью оперативников должен найти убийцу, а не унижать свидетелей, намекая на то, чего не было. Друзья говорили мне о явно предвзятом отношении Прохорова, о том, что настоящий профессионал не цеплялся бы за косвенные улики, которые можно легко подстроить. А Прохоров даже совершает противоправные действия, лишь бы меня наказать. Так какой же он профессионал?

— Если это дело все же дойдет до суда, то можете рассчитывать на мою помощь. Мне достаточно побеседовать с вашим следователем, и я составлю мнение о его личности и докажу его профессиональную непригодность.

— Спасибо, Лидия Петровна. Я не мстительный человек, но такие люди, как он, не должны работать в органах. Ведь дело не только во мне. Скольким еще людям он испортил жизнь!

— К сожалению, люди с личностной патологией нередко избирают те профессии, где они могут самоутвердиться за счет других. Потому я и говорю, что не мешало бы всех обследовать у психиатра. Правда, нам этого никто не позволит. В правоохранительных органах и так мало профессиональных сотрудников, а если психиатры скажут, что большая часть оставшихся непригодны к этой работе из-за аномалии личности, то вообще работать будет некому. По мнению начальства, лучше плохой сотрудник, чем никакого.

— А от этого страдают ни в чем не повинные люди.

— Печально, но факт. Кстати, Прохоров может быть болен шизофренией. Есть так называемая вялотекущая шизофрения, при которой нет бреда, галлюцинаций и прочей яркой симптоматики, а наличествует лишь эмоциональный дефект. Это эмоционально холодные, бесчувственные, а порой и жестокие люди. Есть среди них и оголтелые фанатики. Причем люди даже не догадываются, что он болен шизофренией. Просто он “деревянный”, вот и все.

— Вы как будто портрет Прохорова нарисовали!

— В отношении свидетеля я рекомендую вам настоять на обследовании у психиатра. Кстати, этот человек мог просто солгать. Меня наводит на это предположение факт, что он пришел со своими показаниями не сразу, а спустя две с половиной недели. Например, будучи настроенным к вам отрицательно, он видел, что вы все это время благополучны, и решил подпортить вам настроение, придумав все это. Либо вспомнил про какую-то машину, но уверил себя, что она была именно черной, а та могла быть и темно-синей, и темно-вишневой. А свидетель был от нее далеко и точно цвет не разглядел, а потом сказал, что проходил рядом и даже видел номер. Ну зачем, скажите на милость, ему наклоняться и смотреть на номер чьего-то автомобиля? Ведь на сей раз он стоит не под его окнами, а на улице и ничем не беспокоит. И как же он умудрился сразу запомнить номер машины? Что за надобность была его запоминать? На месте следователя я попросила бы его воспроизвести по памяти номера других автомобилей, которые часто появляются в вашем дворе. А если этот человек зачем-то записывает все номера машин, попадающих в его поле зрения, то наличествует психическая патология. Или же он когда-то видел ваш “мерседес”, но из-за конфабуляций передвинул событие во времени. А в целом ясно, что показания этого свидетеля сомнительны.

— А Алла? Она же в здравом уме и трезвой памяти.

— Ваша подруга может искренне заблуждаться.

— Меня беспокоит, как она оказалась в том переулке?