Любовь требует жертв…

— Спасибо, Алка, — прошептала Лариса.

— Успешные преступления подлежат оправданию, — отшутилась та.

Прозвенел будильник, и Лара еле разлепила глаза. Вчера опять не могла уснуть, приняла снотворное, потом снились какие-то кошмары. Сейчас их уже не вспомнить, осталось лишь ощущение ужаса и неминуемой беды. А дурные предчувствия обычно сбывались...

Не хотелось идти на работу, вообще ничего не хотелось.

Хорошо, что муж с Алешкой уже ушли. Увидев сына, точно бы разрыдалась...

Лариса заставила себя встать, на автопилоте собралась и поехала на работу.

За повседневными заботами, общаясь со своими сотрудниками, она полностью отрешилась от тягостных дум. Когда все ушли, включила компьютер и стала просматривать результаты прошедшего месяца.

Взглянув на часы, Лара решила, что успеет выпить чашку кофе, потом у нее не будет ни минуты свободного времени. Но тут зазвонил один из телефонов. Черт возьми, как некстати! Небось какой-нибудь дотошный партнер с долгими разговорами, от него быстро не отвяжешься. Надоело, как же ей все надоело! Уехать бы подальше от этого кабинета, от этих телефонов, которые звонят непрестанно, от деловых партнеров, от въедливого следователя — послать все к черту и умотать на край света!

Сердитая на весь белый свет Лариса сняла трубку и нелюбезным тоном ответила:

— Я вас слушаю.

В голосе следователя тоже не было ни капли доброжелательности:

— Лариса Николаевна, тут выяснились новые обстоятельства. Я настоятельно прошу вас немедленно приехать ко мне.

Почему-то его сухой тон подействовал на нее парадоксально. Всего лишь минуту назад она была зла и даже готова любого послать к черту, а сейчас вдруг почувствовала эмоциональное отупение. Слишком высоко напряжение этих дней, устала, все осточертело, в душе пустота.

— Когда мне приехать? — безразличным тоном спросила Лара.

— Чем быстрее, тем лучше.

— Как только освобожусь, сразу приеду.

Она перезвонила деловым партнерам и опять перенесла все встречи. Какие сейчас могут быть переговоры!

— Прошу вас еще раз рассказать про вечер 12 февраля, — начал допрос следователь.

Лариса посмотрела на него в упор. Он что, издевается? Не говоря ни слова, она достала сигареты, прикурила, выпустила тонкую струйку дыма и задумчиво поглядела на нее.

— Я жду! — произнес дознаватель тоном, каким школьный завуч разговаривает с нашкодившим учеником.

— Я уже рассказывала, и не раз. — Ей удалось сдержаться и ответить спокойно. — Если вы только за этим меня пригласили, то сейчас я докурю и пойду работать. Ничего нового вы от меня не услышите.

Находиться в опостылевшем кабинете, в обществе мерзкого пакостника Прохорова, не хотелось, но раз слово произнесено, его надо сдержать. Сделав несколько затяжек, Лара встала, обошла стол и, обнаружив в углу пластмассовую урну, полную скомканной бумаги, аккуратно опустила в нее сигарету и направилась к двери.

— Лариса Николаевна! Я прошу вас вернуться и сесть, — отчеканил следователь.

— И что будет? — обернулась она.

— И будет допрос, — произнес тот каким-то совершенно незнакомым голосом с особыми, многозначительными интонациями.

Что-то новое появилось и в выражении лица следователя. Похоже, этот хорек чему-то радуется, но пытается скрыть свою радость. Наверняка он нарочно носит затемненные линзы, чтобы допрашиваемые не могли ничего прочесть в его взгляде. Лара опасалась людей, прячущих глаза. Можно владеть мимикой, контролировать жесты, но взгляд выдает. Прохоров плотно сжал губы, — видимо, не хочет, чтобы они расползлись в ехидной улыбочке. В позе, во всем облике чувствуется тайное злорадство. Он не торопится, упивается своей властью и чувствует себя хозяином ее судьбы...

Лара не спешила с ответом. Ей вдруг пришло в голову, что Прохоров — моральный садист. Неудачник по жизни, но всесильный в собственном кабинете. Порфирий Петрович доморощенный... Наверное, ему нравится ощущать власть над людьми, унижать, добираясь до самой подноготной. Законопослушный гражданин приходит на допрос, полагая, что он вполне благополучен и достоин уважения, а его морально разденут, перетряхнут все грязное белье да еще и высекут. И все это якобы во славу правосудия. Следователь может позволить себе многое и останется безнаказанным — ведь он служитель Фемиды, облечен властью и свято уверен, что борется с преступностью. А бездушная машина правосудия, благодаря столь же бездушным, но ревностным служителям, карает и виновных, и невинных.

Неужели дознаватель не понимает, что его стараниями ломаются судьбы, морально калечатся люди? Кто выиграет оттого, что еще один человек с тоской будет смотреть на небо в крупную клетку? Наверное, только этот мерзкий очкарик: ради этого он и существует. Сделает свое дело и радуется. А потом спит сладким сном, полагая, что правосудие в очередной раз свершилось, причем при его непосредственном и деятельном участии.

Попадись ей этот сморчок в другом месте, Лариса не осталась бы в долгу, хорошенько отделав его словесно! Да только расклад сейчас иной: он на коне, а она под копытами правосудия.