Любовь требует жертв…

Между тем парламентеры сошлись на середине поляны, о чем-то поговорили, потом представитель группировки Саввы вернулся к своей машине и появился уже с “дипломатом”, передал его бойцу Мирона, а тот понес “дипломат” командиру. Второй парламентер отошел к своей “вольво”. Все по-прежнему настороженно следили за каждым движением противника. Мирон перекинул “дипломат” на заднее сиденье, и Толик стал быстро пересчитывать деньги. Говорить он не мастер, зато купюры считал получше профессионального кассира — видно, сказался опыт сборщика дани.

— Порядок, командир, — оповестил Толик, захлопнув “дипломат”.

Мирон кивнул. Его парламентер снова вышел, навстречу ему — Саввин боевик, они перекинулись парой слов и пошли к своим машинам.

И тут случилось неожиданное. Открылась дверца, и вылез парень из “Зари”. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Все замерли. Парламентеры еще не дошли до своих автомобилей и остановились, полуобернувшись. Парень нетвердой походкой подошел к машине, где сидела Лара, чуть покачиваясь, наклонился к окну и прошипел:

— Мы еще встретимся, сука! Из-под земли достану.

Мирон прищурился и сжал челюсти так, что скулы побелели. Такого бешенства во взгляде своего друга и защитника Лара не видела никогда. Его светло-голубые глаза стали почти белыми от ярости. Слава был просто страшен. Лариса поняла, почему все боятся с ним связываться, — если его довести до такого состояния, он ни перед чем не остановится.

— Слав, он же пьяный или под наркотиками, — прошептала она, но ее никто не услышал.

Лариса сидела ни жива ни мертва. Сейчас начнется... Началось...

Мирон лишь кивнул, и тут же захлопали дверцы. Первым выскочил Толик, передергивая затвор автомата и яростно матерясь, за ним Серега, затем бойцы из второго автомобиля. Боевики Саввы немного замешкались, но вскоре тоже высыпали на поляну. Проводив взглядом своих стрелков, Мирон снова обернулся к подругам. Выражение его лица чуть смягчилось, но в глазах еще металась злость.

— Дамы, сохраняйте спокойствие, — ровным тоном произнес он. — Ни в коем случае не выходите из машины, мы сами разберемся. В другой ситуации сейчас бы уже не было в живых ни одного Саввиного ублюдка, но сегодня я не заинтересован в стрельбе и все улажу.

Он вышел, оставив свой автомат в машине, и направился к своим. Обе группы стояли напротив друг друга, держа оружие на изготовку.

— Эх, Алка, говорили же тебе — не надо было нам ехать, — не выдержала Лариса. — Видишь, что мы натворили. Если бы этот придурок меня не увидел, ребята получили бы деньги и спокойно уехали. А так наших на два ствола меньше.

— Молчи, подруга, — возбужденно проговорила Алла. — Самое интересное начинается. Эх, мне бы автомат, я бы тоже в строй встала или отсюда всех врагов моментухас расхреначила!

— Дура, своих же могла бы подстрелить!

— Надо научиться стрелять, — заявила боевая подруга.

Лариса безнадежно махнула рукой. Вспоминая белое лицо Мирона и его яростные глаза, она ожидала самого худшего и, кусая губы, напряженно следила за происходящим. Спина взмокла, из-под мышек текли ручейки. Сама себе была противна, но что поделать, если нет в ней Алкиного боевого задора...

По счастью, все обошлось. Савва на встречу не приехал, а приказа начинать стрельбу его боевики не получили, поэтому выжидали. К удивлению Лары, Мирон проявил себя дипломатом. Видно, опасения за жизнь милых дам перевесили желание поквитаться, хотя по бандитской этике оскорбление не прощается. Бригадир Саввы согласился, что виновный должен извиниться перед дамой, и инцидент будет считаться исчерпанным. Парень подошел и извинился, но его губы при этом тряслись, а глаза горели ненавистью.

После этого все пошли к автомобилям, не забывая поглядывать на противника. Бригадир Саввиной команды дождался, когда мимо него пройдет виновник непредвиденного обострения отношений, и, взяв наперевес автомат, так врезал ему прикладом, что тот отлетел на пару метров и остался лежать недвижимо. Хлопнули дверцы, боевики Саввы уехали.

Мирон был уже спокоен, зато Толик никак не мог остыть. Он был зол как черт, и только присутствие Аллы с Ларисой не позволяло ему выразить свои чувства с помощью привычного мата — командир строго-настрого запретил своим бойцам выражаться при дамах. От переполнявших его чувств Толик даже забыл о субординации и влез с предложением.

— Командир, — возбужденно произнес он. — Надо пристрелить этого гада. Они же его нам оставили. Имеем право наказать сволочугу по всей строгости. Позволь, а то душа горит.

— Нет, — отрезал Мирон. — Они сами с ним разберутся. Ты же слышал, бригадир сказал, что Савва не хочет войны. А по вине этого недоумка чуть не началась стрельба. Этот урод уже не жилец.

Он кивнул, и обе машины одновременно тронулись.

Мирон оказался прав. Через несколько дней Толик рассказал Алле, что по приказу Саввы ослушника пристрелили за проблемы, возникшие по его вине. Досталось и второму парню из мнимой “Зари”. Его оставили в живых, но хорошенько проучили.