Любовь требует жертв…

— Все люди в принципе одинаковы, — упорствовал следователь.

Господи, лучше бы он промолчал и не показывал своей убогости и консерватизма! Пока Прохоров подбирал слова, Лариса, не дожидаясь новых вопросов, встала:

— Сожалею, но меня ждут дела.

— Полагаю, нам еще не раз придется встретиться, — многозначительно произнес следователь. Видно, привык, что последнее слово должно оставаться за ним.

Лариса посмотрела на него убийственным взглядом: “Что бы я с тобой сделала, будь на то моя воля!” — молча взяла пропуск и вышла из кабинета.

Куда бы сейчас поехать? К любимой подруге? Нет, с ней видеться не хочется. Почему-то Алка скрыла свою активную деятельность по переманиванию потенциального любовника. Не в характере подруги так настойчиво обхаживать мужчину. Ездила в “Орбиту” чуть ли не ежедневно, оставалась с ним наедине... Ей она сказала, что между ними ничего не было — якобы просто не успела. А как было на самом деле? Может быть, Алка крутила интрижку с Костей еще до того? Или же параллельная связь — Костя спал и с нею, и с Алкой? Клятв верности никто не давал, любви до гробовой доски не обещал. Классический треугольник.

Алка — балаболка, но только по пустякам. Если дело касается ее личной жизни — тут она молчок. Недаром говорит: “Я тот еще конспиратор! Научилась блудить по-тихому”. Может быть, здесь как раз тот случай, когда любовник подруги — лакомый кусок?

Любая женщина в такой ситуации почувствовала бы себя уязвленной. Может быть, поэтому Алка таилась? Для нее это банальная интрижка, а она, Лариса, увлеклась Костей, вот подруга и помалкивала, чтоб не причинять ей боли.

А если Алкин роман с Костей начался, еще когда парень работал в “Орбите”? Потом подруга уехала в командировку, а вернувшись, обнаружила, что любовник сменил объект внимания. И что? Разозлилась? Ревновала? Кляла обоих последними словами? В таком случае ревность как мотив есть именно у Алки. У нее увели любовника, она затаила злобу. Может быть, подруга надеялась на продолжение романа, а Костя не захотел?

“Нет, не стану я бодаться с подругой, — решила Лариса. — Но видеть ее, прятать глаза, молчать и делать вид, будто ни о чем не догадываюсь, — нет сил. К черту все! Домой!”

Оставив машину на стоянке, Лара пошла к подъезду. Хоть бы не встретить никого из соседей... Даже банальные разговоры о погоде и здоровье сейчас в тягость.

Алешка с мужем уже были дома. Сын, как всегда, обрадовался, что она пришла рано.

— Ма, сегодня папа рано забрал меня из школы.

— У нас на работе отключили свет за долги, вот и пришлось уйти пораньше, — пояснил Миша.

Поболтав с сыном, Лариса полчаса отмокала в ванне, стараясь ни о чем не думать. Потом промокнула кожу полотенцем, посмотрела на себя в зеркало и спросила свое отражение:

— Ты ли это, Снежная Королева? Глаза точно какие-то ненормальные. А что с твоим рассудком? Не помнишь, что делала, ездишь на свидания, потом убиваешь любовника, зачем-то прячешь свой пистолет среди трусов и бюстгальтеров... Решила сохранить орудие убийства на память или хочешь пришить еще кого-то?

Поймав себя на том, что разговаривает сама с собой, Лара усмехнулась и погрозила своему отражению пальцем:

— Это плохой признак! Уже заговариваешься. Пора в психушку.

Она высунула язык, вытаращила глаза и покрутила пальцем у виска.

— А я сошла с ума! А я сошла с ума!

— Ма! С кем ты там разговариваешь? — спросил Алешка, постучав в дверь ванной.

— Репетирую роль фрекен Бок, домомучительницы “Малыша и Карлсона”, — ответила Лара.

— А зачем тебе?

— На Восьмое марта у нас будет постановка пьесы по этой книге, — нашлась она.

“А, черт с ним, с сумасшествием и прочими проблемами! Пока я еще не буйная. Жизнь продолжается. Не буду думать об этом сегодня, подумаю завтра. Я женщина или кто?”

Легкими движениями пальцев она растерла по лицу скраб, смыла, потом нанесла питательный крем и вышла из ванной. В своей комнате взяла детектив — испытанное средство, чтоб отвлечься, но, поняв, что снова пытается читать одну и ту же строчку, выключила свет и задремала.

В серых рассветных сумерках она проснулась в холодном поту. Ей приснился кошмар. Костя, зажимая зияющую рану в груди и страдальчески морщась, протягивал к ней руки и с мольбой вопрошал: “Почему ты это сделала, Ларочка? Ведь я люблю тебя!” Даже сейчас, хотя она уже не спит, его горестный голос отдавался болью в ее голове: “Почему, почему, почему?..” Ее внезапно окатило волной диффузного, почти животного страха. Сердце гулко застучало где-то в горле, внутри все задрожало, ночная рубашка стала влажной от пота и прилипла к спине. Задыхаясь, Лариса скинула одеяло, села на кровати, подтянула колени к подбородку и обхватила их руками, пытаясь унять дрожь. В комнате было по-утреннему свежо, и ей сразу стало холодно в промокшей сорочке.