— Счастливой семейной жизни, — не глядя на меня, бросает сквозь зубы, открывает дверь и покидает салон. — Даже будь у меня в планах война с тобой, Олю я бы не тронул. Не имею привычки втягивать в мужские разборки женщин, — обернувшись, смотрит на меня.
Слова повисают в воздухе. Недосказанность так и искрит темными пятнами перед глазами «В отличие от тебя» — звучит его голосом продолжение фразы в голове. Сцепив челюсти, смотрю, как всё же забирает папку, хлопает дверью, разворачивается и, ссутулившись, бредет вдоль дороги, по заснеженному тротуару.
Непривычно скребет в груди. Я, по сути, сломал человеку жизнь, разрушил карьеру. В родном городе Витя теперь белая ворона, его кости перемыли с особой тщательностью вездесущие СМИ. Когда раньше меня это тревожило? А теперь цепляет. Ловлю себя на остром желании, чтобы у него всё сложилось. А я незаметно подстрахую, где бы ни был.
Когда Виктор скрывается за углом, выезжаю на дорогу и еду в офис. Провожу собрание с пиар-отделом, затем долго слушаю бубнеж главбуха, общаюсь с кандидатами на должность директора туристической компании — я объединил купленные фирмы в одну сеть.
В квартиру Ольги добираюсь к одиннадцати ночи. Стараясь не шуметь, тихо захожу, снимаю верхнюю одежду. Надеваю комнатные тапки, купленные моей девочкой, почти смирившейся с варварским присутствием отца будущих детей на своей жилплощади.
По пути на кухню бросаю взгляд на дверь ее спальни. Маняще приоткрытую дверь. Это, я считаю, уже п***ец какой прогресс, учитывая, что до этого плотно закрывала, еще и заставила собственноручно прикрутить защелку после моих наглых набегов.
Скрепя сердце прикрутил, конечно. Но полностью компенсировал ее вредность и упрямство днем, когда малышка была в зоне моей досягаемости. Задумчиво почесываю бороду, исследуя содержимое холодильника.
Мой имидж претерпел внушительные перемены: теперь я ношу аккуратную бороду. Оля попросила не сбривать, видите ли, с бородой выгляжу добрее. Я бы с ней не согласился. Кажется, теперь похожу на коллектора, который пришел не только спросить за долги, но и вытрясти из несчастного всю душу, но о вкусах не спорят. Тем более с беременными женщинами.
Разогреваю в микроволновке борщ, читая про себя все молитвы, которые приходят на ум. Эксцессов, конечно, не было, но слишком свежи воспоминания о грибном супе. Обжегшись раз на молоке, начинаешь дуть и на воду. Вот так и у нас с Ольгиными блюдами. Русская рулетка — пронесет или не пронесет. В прямом и переносном смысле.
Ужинаю, принимаю душ и вытягиваюсь на опостылевшем диване, не сводя глаз с приоткрытой двери спальни. Специально оставила приоткрытой? Или забыла запереть? Спустя час я всё еще не сплю. И, послав все портящие настроение доводы куда подальше, расцениваю это как приглашение-помилование. Спать на этой копии комфортабельного дивана — преступление против человечности.
Хотелось бы, конечно, чтобы сама позвала. Пиздец как хотелось. Но я не гордый, поэтому крадусь к залитой лунным светом кровати, на которой безмятежно посапывает Оля. Ложусь, придвигаясь ближе, зарываюсь носом в волосы, разметавшиеся на подушке, и кайфую. Закрываю в блаженстве глаза и вдыхаю ее одуряющий запах.
??????????????????????????Оля меняется. Я с умилением каждый день наблюдаю, как она чуть неуклюже копошится на кухне или бесконечно перебирает вещи в шкафу, сетуя на раздавшуюся талию.
Осторожно кладу ладонь на внушительно выпирающий животик. Прошло почти три месяца с момента, когда я узнал, что стану отцом, а до сих пор не верится. Не могу до конца осознать, что в смысле моего существования растет жизнь, моя плоть и кровь, результат упоительной любви к женщине, перевернувшей мой мир. Стоит только задуматься, и это чувство каждый раз взрывается в груди яркими вспышками, подобно фейерверку, заставляет сердце нестись галопом, в том числе от страха, что этого всего могло и не случиться.
Я не представляю жизни без Оли. Брежу ей. Люблю до сумасшествия. До сих пор от трепета дрожат руки, когда касаюсь моей девочки, а к горлу ком горечи подкатывает при виде того, как она смотрит на меня доверчиво. Как прежде смотрела. После всего.
Легкий толчок под рукой. Едва уловимый, а я дышать перестаю, до конца не веря. Еще один, легкая вибрация. На глаза наворачиваются слезы от настолько непередаваемых ощущений дикого восторга и трепета.
— Ну, давайте, пните еще разок папку, — наклоняюсь и шепчу тихо, чтобы не разбудить их маму и не получить по бородатой морде. Но малые, видимо, считают, что с папки достаточно приятных потрясений, и затихают. Вредины.
Прижимаюсь к спине Оли, зарываюсь носом в волосы и, мягко обхватывая животик, засыпаю.
Утром мы едем на встречу с дизайнером и по магазинам. Никогда не думал, что у беременных просыпается настолько бесшабашный инстинкт гнездования. Мы с дизайнером, милейшей, а главное, очень терпеливой женщиной, порой в осадок выпадаем от креативных идей, которые предлагает Оля. При этом на следующий день эти идеи отметаются, но появляются новые, не менее шокирующие.