Любовь-убийца (сборник)

– Я точно знаю. Ничто мужчину так не умиляет, как женская наивность. Повторяй, что ты никогда ничего такого не подозревала, для тебя совершенная новость, что в бане раздеваются, что мужчина при виде голой женщины может испытать какой-то подъем чувств, – ты была уверена, что мужчину способен возбудить только штамп в паспорте...

– Что, прямо так и говорить? – наконец-то я почувствовал улыбку в ее простуженном голосе.

– Так и говори. С нашим братом что глупее, то вернее.

– Спасибо тебе, ты один у меня настоящий друг! И что, мог я после этого сказать ей, что я на самом деле о ней думаю?..

Тем более, что после этой бури я и впрямь начал думать о ней намного лучше. Оказалось, и она дорожит какими-то выдумками, а только это и отличает человека от животного.

* * *

Какую, правда, политику она приняла по отношению к своему бородатому Муссолини, я не знаю. Главное, она получила отсрочку, а особенно непоправимые безумства люди творят в спешке, когда пытаются единым ударом одолеть то, что можно только перетерпеть. Но вполне возможно, она так и не поняла, что исцелить отношения любящих невозможно, не возродив ту сказку, которую они когда-то сочинили друг о друге. А ей, деловой женщине, возможно, было не до сказок. Возможно, она пыталась возрождать его любовь котлетами. Или сексом, не знаю, но факт тот, что после пары месяцев затишья она позвонила мне снова.

Максим упорно отказывается с нею спать. И при этом молчит как партизан. «Я что, тебе противна?» Тишина. «Может быть, у тебя что-то не в порядке, давай лечиться, найдем хорошего врача, деньги у нас есть...» Молчание. И так изо дня в день. Она уже и забиралась к нему в постель, и пыталась оживить его всяческими помпейскими средствами – ноль эмоций, лежит по стойке смирно, а вместе с ним лежит и все остальное.

Лорин голос звучал, конечно, не в пример бодрее предыдущего, но выглядел, если так можно сказать о звучании, растерянным – я, значит, опять хуже всех?.. Да хоть кому-нибудь я нужна?..

Оставь его в покое, вдалбливал я ей, не наезжай – напор всегда создает отпор, покажи, что ты ему друг, что ты ничего от него не требуешь, что для тебя радость просто находиться рядом с ним, ничто так не разрушает любовь, как утилизация – во что угодно, хоть в деньги, хоть в секс...

– Я не понимаю... Но если мужчина любит женщину, он же хочет ее трахнуть? Или нет?

– Да, но только в букете со всем остальным. Любовь не направлена на результат, любовь – это греза, в которую входит и секс, но не как цель, а как всего лишь один из участников драмы. А драма разыгрывается в воображении. Короче говоря, если ты для него не станешь какой-то особенной, исключительной, кем, безусловно, никто из нас не является, то секс только погубит дело. Он слишком обыкновенный, секс, им занимаются все, и кошки, и собаки... И обезьяны, и топ-менеджеры. А человеку должно казаться, что у кошек и топ-менеджеров это одно, а у него совсем, совсем другое... Не знаю, как еще тебе это объяснить. Пойми, любовь рождает иллюзию исключительности такой силы, что ты начинаешь себе казаться не только не животным, но и вообще существом почти что нематериальным. Что ты не из мяса, что тебя нельзя ударить, унизить... А когда вы в свою сказку, где вы были исключительными, включили двух животных, у вас, как у Адама и Евы, открылись глаза, и вы поняли, что и вы такие же. Понимаешь? Вы вкусили от древа познания и поняли, что вы оба просто куски мяса. И пока вы не сумеете об этом забыть, любви не будет. А секс не помогает забыть, он, наоборот, только напоминает: мы мясо, мы мясо... Не знаю, как еще тебе объяснить, – главный дар любви не секс, а иллюзия, что законы природы писаны не для тебя.

Судя по потрескиванию в трубке, она искренне силилась понять, но что она при этом понимала и как действовала, оставалось мне неизвестным.

Наконец она позвонила снова, печальная, но уже не убитая – успела подготовиться, только на это моя отсрочка и сгодилась.

– Максим ушел.

– Как ушел?.. И что сказал?

– Как обычно, ничего. Я спрашиваю утром: ты что хочешь на ужин? А он спокойно говорит: ничего, я буду ужинать у мамы, я уже чемодан собрал. Я говорю – а как же наша дочь, Янка же тебя так любит?.. Я буду с ней видеться, говорит, будем с ней встречаться. А смотреть ей на нас тоже ни к чему, ничему хорошему она от нас не научится. Сам тоже ужасно расстроенный, и все равно ничего слышать не хочет.

Может, он заболел, как ты думаешь?.. Может, ему к какому-нибудь психологу надо сходить?

Конечно, заболел, крах мечты – это самая настоящая душевная болезнь, ибо душа и есть способность жить мечтами. Не каждому удается безнаказанно валяться в грязи, сказки требуют своей гигиены...

Но не мог же я ее добивать!

– Подожди, он еще вернется, – уверенно сказал я. – Увидит, что он потерял, и вернется. Я его хорошо знаю, от таких, как ты, так просто не уходят.

Приходилось поддерживать в ней иллюзию исключительности, хотя беда ее была именно в ординарности. В стремлении к ординарности. Но ей хотелось, оставаясь ординарной, сделаться исключительной.