Любовь в каждой строчке

В сумерках я пропустила первый съезд с шоссе на Грейстаун, приходится съехать на следующем. Теперь поеду назад через Шарлот-Хилл по Хай-стрит, мимо «Книжного зова» и булочной Фрэнка. Я не была в городе с самого переезда. Ползу в потоке машин и испытываю странное чувство, будто попала в сон о прошлом. Кое-что изменилось: «Потрепанная одежда» превратилась в «Грейстаун Органике». В магазине DVD теперь кафе. Все остальное по-прежнему.

Поравнявшись с «Книжным зовом», вижу за прилавком Генри: сидит, зацепившись подошвой за нижнюю перекладину табуретки, уперся локтями в колени, книга в руках. Сосредоточенный какой. Прошло три года, и мне уже больше не хочется поцеловать его. Есть едва уловимое желание дать пинка – вот, пожалуй, и все. Стою в пробке, а Генри выходит на улицу, чтобы занести книги. Ветер ерошит его волосы, такие же иссиня-черные и блестящие. Я заглядываю в себя, но не чувствую ничего. Вспоминаю первые месяцы в Си-Ридже, когда каждая мысль о Генри заставляла меня злиться и стыдиться. Тогда меня мог охладить лишь океан.

Роуз живет в одном квартале от Хай-стрит – улицы, полной магазинов, которые продают кофе, одежду и пластинки. Северная часть города нам с Кэлом всегда казалась «потрепанной», за это мы ее и любили. За рекой, в южной части, широкие бульвары и модные бутики, но мне больше нравится здесь, среди кинотеатров, разрисованных стен, электропроводов, которыми крест-накрест иссечено все небо.

В старой квартире, через дорогу от больницы, у Роуз была всего одна спальня. Когда мы с Кэлом у нее ночевали, она бросала матрас на пол в гостиной. Ее нынешнее жилье – что-то вроде старого склада из рыжего кирпича с выцветшей вывеской «Авторемонт». Одна деревянная дверь слева и две справа – здесь, наверное, проезжали машины.

Роуз – наша самая любимая тетя, но она же и самая неуловимая. Когда она появляется в Си-Ридж, то всегда либо подстригает траву, либо вычищает гараж, либо курит в дюнах. Когда она исчезает – ищи ее в каком-нибудь экзотическом месте: то отправляется в поездку по Африке, то на работу в Лондон, то волонтером в Чили. Однажды я спросила, почему у нее нет детей. «Я никогда не хотела детей, – объяснила она. – Я всегда занята и ругаюсь как черт».

Я знаю, что ей нравилось проводить время со мной и Кэлом. Говорят, когда я родилась, то все время кричала, и Роуз после смены в больнице заезжала и носила меня на руках, чтобы мама с папой могли немного поспать. Однажды мама, проснувшись среди ночи, услышала, как Роуз рассказывает мне таблицу Менделеева. «Других историй я не знаю», – оправдывалась тетя.

Прежде чем выйти из машины, я быстро посылаю маме и бабушке сообщение: «Я добралась». Потом достаю из багажника чемоданы. Коробку Кэла не трогаю.

– Я слышала, что бабуля отдала тебе машину, – встречает меня Роуз на пороге. – Как доехала?

– Нормально.

– Небось, всю дорогу умирала от страха?

– Полдороги, – отвечаю я, осматриваясь.

– У меня бардак. Ремонт делаю.

– Здесь нет стен, – замечаю я, но она, качая головой, хлопает по кирпичам.

– Здесь нет внутренних стен.

Это была одна огромная комната с цементным полом и французскими окнами. В углу кухня, а в двух закутках стоят кровати. Вся жизнь Роуз у меня как на ладони. Кровать не застелена – какой-то голубой бардак. С одной стороны комод, с другой – полка, заставленная медицинскими книгами. Одежда – в основном джинсы и футболки – валяется на полу или вываливается из ящиков. Напольная вешалка с маленькими черными платьями, а на полу – пара сапог с высокими голенищами.

Мой угол недалеко от окон, выходящих на улицу. Там кровать со стопкой простыней, комод и пустая вешалка.

– Когда-нибудь здесь будут стены, но пока нам придется соблюдать условные границы. В ванной стены есть. – Она указывает на металлическую дверь возле кухни. – Тебе не нравится? – спрашивает она, наблюдая за мной.

– Нравится. Просто не совсем то, чего я ожидала.

Но думаю я о другом. Здесь негде спрятаться.

У меня не так много вещей, и я быстро их разбираю. В холодильнике пусто, и мы с Роуз едем в супермаркет. По пути я размышляю, правильно ли я сделала, что в это ввязалась. При мысли о квартире-складе начинает крутить живот. Я привыкла быть одна и делать что хочу – гулять ночью по пляжу, прогуливать школу, чтобы выспаться, плакать, когда никто не видит.

– Я с тобой разговариваю, – долетает до меня голос Роуз.

– И что?

– А ты не слушаешь. – Она показывает пальцем на улицу. – Мы приехали. Бери тележку, встретимся внутри.

Готовит Роуз не очень хорошо, поэтому мы покупаем либо то, что могу приготовить я, либо то, что можно просто разогреть. Зато здесь я с удовольствием хожу по магазину. В Си-Ридж все друг друга знают и потому до сих пор на нас оглядываются.

Мы с Кэлом никогда не сомневались, выбирая между «M&M's» с арахисом и «M&M's» с шоколадом. Роуз, видимо, тоже долго не думает – в тележке оказываются оба вида.