В книжном не было сигнализации, а в туалете не запиралось окно, выходящее на Чармерс-стрит. Мы с Лолой пролезли через него и некоторое время не выходили – прислушивались, чтобы удостовериться, что в магазине никого нет. Я вложила письмо в «Пруфрока и другие наблюдения» Т. С. Элиота. На той странице было любимое стихотворение Генри, «Любовная песнь Дж. Альфреда Пруфрока». Помню круг света от фонарика, скользивший по полкам, пока я искала книгу. Помню, как писала письмо дрожащими руками. В основном «Я люблю тебя» и пару раз «Иди ты к черту». Как сказала Лола, настоящая любовная записка. Можно было положиться на волю случая, но я решила идти до конца. Тихо поднялась наверх, в комнату Генри. На тумбочке лежала книга, которую он читал. В ней я оставила послание: «Посмотри сегодня в Пруфроке. Рэйчел».
Мы с Лолой, боясь даже дышать, не то что говорить, вылезли на улицу и только тогда рассмеялись. Скинулись на такси, а добравшись до дома, я без конца проверяла мобильник. Так и уснула. Около трех Лола разбудила меня и спросила, не звонил ли Генри. Он не звонил. Не объявился он и к девяти утра, когда мы уезжали. В десять, когда мы были уже в пути, пришло эсэмэс: «Извини, я проспал!! Скоро позвоню».
Генри не любит восклицательных знаков. Если только ими не заполнена целая страница – и тогда они похожи на дождь. Уж точно он ни за что не поставит два. Однажды мы даже разговорились на эту тему: Генри перечислил четырнадцать знаков препинания[6], расставив их в соответствии со своим отношением к ним, от любимых к нелюбимым. «Многоточие, – заявил он, – чертовски хорошо». Восклицательный знак в его понимании слишком громкий.
А вот Эми обожает восклицательные знаки. Это явно ее рук дело.
Генри так и не ответил на мое письмо. Никогда даже не упоминал о нем в тех длинных посланиях, которые он присылал мне и на которые я не отвечала – в них была одна Эми.
Генри не знает про Кэла. Знал бы – обязательно приехал бы на похороны. Просто ему не сказали ни я, ни мама. Роуз не может говорить об этом без слез, а она никогда не позволяет себе плакать на людях. Кэл не пользовался фейсбуком. Он просто завел страничку, но никогда ничего на ней не постил. Тим Хупер, лучший друг Кэла из Грейстауна, за пару месяцев до его гибели переехал в Западную Австралию. Я отправила ему письмо. Мне не пришлось просить его не оглашать эту новость в социальных сетях – мне противна сама мысль о том, что люди будут комментировать смерть Кэла как какую-то сплетню. Тим и сам все понял.
В глубине души я хочу зайти в «Книжный зов», как только приеду. Я подошла бы к Генри и все ему рассказала, а он отложил бы книгу и обнял меня. Но вместо этого я открываю его письмо, читаю первые строчки и снова злюсь:
Я складываю листок и с помощью Вуфа зарываю его в песок.
Генри
Просыпаюсь в пятницу утром – моя сестра Джордж стоит у дивана, на котором я заснул вчера и где собираюсь спать всю неделю. После расставания мне было плохо – это предсказуемая реакция. Я и не собирался относиться к этому философски. Буду все время лежать и вставать только в туалет и за бутербродом. Пока Эми не вернется ко мне. А она всегда возвращается. Это дело времени.
Прежде чем обосноваться на диване, я собрал все книги, которые могут мне понадобиться: Патрик Несс, Эрнест Клайн, Нил Гейман, Фланнери О'Коннор, Джон Грин, Ник Хорнби, Келли Линк и, если ничего не поможет, Дуглас Адаме.
– Надо. Встать. – Джордж слегка подталкивает меня коленкой, это у нее что-то вроде объятий.
Люблю свою сестру, но, как и весь остальной мир, не совсем ее понимаю и, честно говоря, даже побаиваюсь. Ей семнадцать, в этом году она пойдет в двенадцатый класс. Ей нравится учиться, но она ненавидит школу. В седьмом классе, получив стипендию, она поступила в частную школу на другом берегу реки и по настоянию мамы продолжает туда ходить, хотя предпочла бы Грейстаун-хай. Обычно она ходит в черном, носит футболки с надписями типа «ЧИТАЙТЕ, НЕГОДЯИ». Иногда мне кажется, она так сильно любит постапокалиптические книги, потому что была бы рада концу света.
– Ты собираешься вставать? – спрашивает она, и я качаю головой – объясняю, что буду ждать, когда жизнь станет лучше, лежа.
В руке у нее промасленный бумажный пакет. Точно знаю: там пончик с сахаром и корицей. Сажусь.
– Сейчас мне незачем вставать, – говорю я и тянусь за пакетом.