— Да, — говорила она, — это был плохой совет, бедняжка («пип-пип»), я беспокоилась. Я видела Фредди Барбароссу вчера вечером, да, в «Клариджез», и он сказал мне: «У нас тут просто наводнение Дейли новостей и экспресс взглядов». Но мы с Монтдором очень переживаем о нашей дорогой инфанте, она наш близкий друг, о, премьер-министр, если бы вы могли узнать, мы были бы вам очень благодарны. Так вы будете? Знаете, у Великой княгини есть целая глава о Мадриде, очень актуально. Да, близкая родственница. Она описывает («пип-пип») королевский дворец в таких мрачных красках, я была там, великолепные закаты. Да, бедная женщина. О, она ненавидела их сначала, у нее были особые очки с черными стеклами от этого жестокого солнца. Вы слышали, куда они едут? Да, Барбара Барбаросса сказала мне, но мне интересно, почему они не едут сюда? Вы должны попытаться убедить их. Да, я вижу. Ну, поговорим позже обо всем, дорогой премьер-министр, не буду задерживать вас больше («пип-пип»), но мы увидимся с вами. Я тоже пришлю напоминание вашему секретарю, конечно. Прощайте.
Она повернулась ко мне, сияя, и сказала:
— Просто удивительно, какой эффект я произвожу на этого человека, он так трогательно меня обожает. Я иногда думаю, что такого я могла сделать ему, вообще ничего.
Она никогда не говорила о Полли. Сначала я предполагала, что причиной ее частых визитов ко мне было то, что я в ее сознании связана с Полли, и рано или поздно она захочет выговориться или даже использовать меня в примирении с дочерью. Однако я вскоре поняла, что Полли с Малышом умерли для нее, она не собиралась их больше использовать, Малыш никогда не сможет опять стать ее любовником, а Полли не восстановит ее реноме в глазах всего мира, она просто изгнала их из памяти. Ее визиты ко мне частично происходили от чувства одиночества и частично из-за того, что мой дом был удобно расположен на полпути из Лондона в Хэмптон, и она могла удобно использовать меня в качестве гардеробной, ресторана и телефонной будки. Было заметно, что она ужасно одинока. Каждый уик-энд она наводняла Хэмптон важными людьми, умными людьми, даже просто людьми, но, даже используя Великую Английскую Любовь к сельской жизни и ловко растягивая эти визиты с пятницы до вторника, она оставалась одна на два пустых дня в середине недели. Она все реже и реже ездила в Лондон. Она всегда предпочитала Хэмптон, где царила в одиночку, Лондону, где она сталкивалась с определенной конкуренцией, и жизнь там без Полли, развлекавшей ее, и Малыша, поддерживавшего ее социальные игры, становилась слишком скучной и бессмысленной.
Глава 3
Вероятно, именно скука заставила ее мысли обратиться в сторону Седрика Хэмптона, наследника лорда Монтдора. Они по-прежнему ничего о нем не знали за исключением простого факта его существования, который до сих пор считался совершенно излишним, поскольку «все это» за исключением Хэмптона должно было перейти к Полли. И, хотя с другой стороны, ее наследство стоило огромных денег, именно Хэмптон они любили больше всего. Я никогда ничего не слышала о наследнике от лорда Монтдора, но однажды мы с Линдой, решив уточнить его возраст, чтобы точно знать, можно ли будет выйти за него замуж, на цыпочках прокрались в библиотеку и, тяжело дыша, склонились над Книгой пэров, добираясь до нужного абзаца. «Генри, род. 187? жен. Дора, урожд. Стенли, Аннаполис Нов. Шотландия, ум. 1913, сын Седрик рожд. 1907». Возраст подходил вполне, но Новая Шотландия? Спешная консультация с атласом показала, что она находится отвратительно далеко за океаном. «Заокеанский остров Уайт», — заявила Линда, — «Нет, спасибо.» Морские бризы, конечно хороши для цвета лица, но они рассматривались нами как средство, в то время как целью являлось жить в столицах и являться в оперу в сиянии бриллиантов («Кто эта красавица?»). Новая Шотландия явно не подходила для подобных занятий. Нам не приходило в голову, что Седрик мог быть пересажен с родной пустоши в Париж, Лондон или Рим. Невежественный колониальный дикарь.
Думаю, леди Монтдор знала о нем еще меньше, чем мы. Она никогда не проявляла интереса к этим неподходящим людям из Канады, они были одной из тех неприятных вещей, которые предпочтительнее было игнорировать. Однако теперь, оставшись наедине со «всем этим», которое в один прекрасный день (а этот прекрасный день, по мнению лорда Монтдора, мог настать скоро) достанется Седрику, она подумала, что сможет развлечься, если увидит его. Как только в ее голове зародилась эта идея, она уже хотела, чтобы он был здесь сейчас, сию минуту, и приходила в ярость от неизбежных задержек. Седрика все никак не могли найти…Я была в курсе всех перипетий поиска, так как леди Монтдор не могла говорить больше ни о чем.