Любовь в холодном климате

— Дэви, ты безнадежен. Если бы я не знала тебя так хорошо и не понимала, что ты дразнишь меня, я бы с тобой раззнакомилась.

— Бедная Соня, — серьезно сказал Дэви. — Я очень сочувствую ей, ее дочери и ее бывшему любовнику. Такое часто случается, но никогда не заканчивается хорошо.

— Я уверена, что она переживает только о дочери, — покачала головой тетя Сэди. — Она даже не упомянула о Малыше. Она стонала и оплакивала Полли, такую красивую и так загубившую свою жизнь.

— И ее сокровище, и ее зеницу ока. Чем больше я наблюдаю жизнь, тем сильнее благодарен ей за то, что не имею детей.

— От двух до шести они просто ангелы, — сказала тетя Сэди, — а потом они доставляют небольшое беспокойство, но все это пустяки. Но Соня приходит в ужас от мысли о том, что могло происходить между Полли и Малышом все эти годы. Она рассказала, что вчера ночью просто не могла уснуть от этих мыслей, воображая, чем занималась Полли, когда делала вид, что едет к парикмахеру. Она говорит, что это сводило ее с ума.

— Напрасно, — твердо сказала я. — Я абсолютно уверена, что ничего такого не происходило. Из всех наших разговоров с Полли я могу сделать вывод, что она всегда была уверена в безнадежности своей любви. Вы хорошо знаете Полли, и она очень любит вас, тетя.

— Полагаю, ты права, Фанни. Соня сама сказала, что когда она спустилась и нашла Полли сидящей на полу, она подумала: «У девочки влюбленный вид». Она сказала, что никогда не видела ее такой — раскрасневшейся, с широко раскрытыми глазами и взъерошенными волосами. Она была совершенно поражена ее внешним видом, а потом Полли рассказала ей все.

Я ясно видела перед собой эту сцену: Полли, сидевшая на шкуре в своей любимой позе, медленно встает, выпрямляется, а потом небрежно и изящно вонзает в сердце матери свои бандерильи, начиная смертельную схватку.

— Я думаю, — сказала я, — что он иногда гладил ее в детстве по привычке, а она влюбилась в него, не имея ни малейшего представления о нем, как о человеке. Полли всегда была очень замкнутой, и я не думаю, что между ними что-то могло произойти до вчерашнего вечера.

— Все это слишком ужасно, — повторила тетя Сэди.

— Так или иначе, Малыш совершенно не ожидал того, что случилось вчера, иначе он не обсуждал бы памятники и надписи, — сказал Дэви. — Я думаю, Фанни права.

— Вы секретничали без нас, это несправедливо, и руки у Фанни до сих пор грязные, — дети вернулись, тяжело дыша.

— Хотелось бы мне знать, о чем дядя Мэтью говорил с лордом Монтдором в кабинете, — сказала я. Я не могла себе представить, что могут обсуждать в такой ситуации мужчины.

— У них было какое-то дело, — ответила тетя Сэди. — Я потом спрошу у Мэтью. Но я не сказала вам еще одну важную вещь. Соня отправляет Полли к нам на неделю или две.

— Нет! — дружно воскликнули мы хором.

— О, потрясающе! — закричала Джесси, — Но зачем?

— Полли хочет приехать, это была ее идея. А Соня не может сейчас ее видеть, я ее хорошо понимаю. Хочу сказать, что я сначала сомневалась, но я очень люблю эту малышку, я действительно ее люблю, а если она останется дома, Соня за неделю доведет ее до побега. Если она приедет к нам, мы получим возможность повлиять на нее против этого ужасного брака — я не имею ввиду вас, дети. Вы постараетесь быть тактичными хоть раз в своей жизни.

— Я буду очень тактичной, — сказала Джесси искренне, — но вам надо поговорить с милой Вики, у нее совершенно нет такта, и было бы большой ошибкой ожидать его от нее.

— Я имею ввиду вас обеих, — возразила тетя Сэди спокойно, словно разговаривала с упрямой собакой. — Сегодня за ужином вы можете говорить о голавлях, это совершенно безопасная тема.

— Что? — спросили они, замерев. — Она приедет сегодня?

— Да, сегодня. После чая.

— О, какие острые ощущения! Как вы думаете, Профессор Безобразник попытается проникнуть к нам в дом под покровом ночи?

— Ноги его не будет под моим кровом, — твердо ответила тетя Сэди. — Я пообещала Соне. Конечно, я не могу контролировать Полли, но я полагаюсь на ее чувство приличия. И у нее достаточно хороший вкус, чтобы не вести себя в дурно в гостях.

Глава 14

Полли скоро стало ясно, что в Алконли не будут обсуждать ее поведение. К ней полностью вернулось ее самообладание, единственным внешним признаком пережитого кризиса осталась аура счастья, которую излучал весь ее облик. Она не говорила и не делала ничего такого, что наводило бы на мысли о бурном темпераменте, который она однажды продемонстрировала, и не поддерживала никакой связи с Малышом. Она не бродила около телефона, не строчила письма все дни напролет, она почти не выходила из дома, разве что подышать свежим воздухом в обществе кого-либо из нас и, конечно, не для того, чтобы совершить длительную пешую прогулку, которая могла закончиться встречей влюбленных.