Любовь в мире мертвых

Он легко и как-то даже ласково проводит шершавыми пальцами по ее скуле, спускается по шее к груди, мнет ее, мягко и обстоятельно, притягивает Доун к себе за талию.

Взгляд медленно скользит по ее лицу, затем Диксон тихо и обреченно выдыхает ей прямо в губы:

— Сучка ядовитая…

И это звучит так нежно и трогательно, что у Доун просто перехватывает дыхание.

Она тянется сама, аккуратно касается его сухих губ, все еще опасаясь, вдруг оттолкнет.

Это же Диксон.

Предсказуемость не про него.

Но сомнения ее напрасны, Дерил обхватывает сильнее, опять причиняя боль, сопя, опрокидывает на траву, целуя беззащитно откинутую шею, плечо в расстегнутом вороте рубашки, продвигаясь вниз, мучительно медленно и тягуче.

Доун не знает его таким.

Поэтому новизна эмоций просто зашкаливает. Изголодавшееся по ласке тело отзывается так, что Доун становится страшно. Она боится своей такой откровенной реакции, чувственной отдачи.

Диксон тормозит, выпутываясь из куртки, дергая ремень джинсов.

Затем обводит одним размашистым широким движением рук ее тело от ключиц до талии, распахивает на ней рубашку окончательно, нагибается, прикусывает соски через тонкий топ, затем высвобождает грудь, удовлетворенно и прерывисто дышит.

Ему определенно нравится то, что он сейчас видит.

— Красивая, бля, красивая какая… - бормочет он сквозь зубы, наклоняясь к ней за поцелуем, укладывается на Доун, привычными движениями уже сдирая с нее брюки, сжимая ослепительно белые ноги, подхватывая под ягодицы удобнее и насаживая на себя.

Доун только резко выдыхает, в этот раз чувствуя себя особенно беззащитной с ним, и сходя с ума от этого.

Диксон движется неторопливо, без своей обычной агрессии, словно стремится смаковать каждое движение, каждый вздох, каждый взгляд.

Словно стремится запомнить эти мгновения.

Глядит в глаза, бормоча что-то матерно и восхищенно сквозь зубы, целует то легко и невесомо, то жадно и настойчиво, гладит по лицу, по скуле, зарывается пятерней в волосы, как всегда, разворошивая тугой пучок.

Все это, в целом, создает нереальную по нынешним временам и тем более с ним, картину нежности, томности, сладости на острие безумия.

На острие любви.

Оглушенная этим, Доун отвечает, так отвечает, как никогда и никому.

Тянется с лаской, прижимается всем телом, обволакивая, растворяясь, наслаждаясь моментом по полной программе.

И не разрешая себе даже помыслить о том, что будет потом.

Потому что твердо знает, что потом — не будет.

Он ей не простит.

Они проводят на полянке несколько часов.

Валяются, обнимаются, разговаривают, перекусывают едой, захваченной Доун из дома. Занимаются любовью.

Нежно и долго.

Диксон совсем не похож на себя обычного, и Доун полностью погружается в ощущение нереальности, иллюзорности мира.

Она даже представляет, что было бы, если б они встретились раньше, до этого всего. Случилось бы у них хоть что-то?

И прекрасно понимает, что нет, не случилось бы.

Достаточно посмотреть на Диксона, чтобы понять, в каких отношениях он был с полицией в прошлой жизни.

Да и она была другой.

Конец света поменял ее.

А встреча с Диксоном вообще повернула жизнь на сто восемьдесят градусов.

Доун рассказывает Дерилу о том, что произошло с Грейди. Без прикрас.

Времени прошло много, она уже все пережила и сделала выводы.

Она признается Диксону, что он был прав. Они не продержались долго.

Мертвецы появились в госпитале внезапно, просто ночью умер один из пациентов и очень быстро обратился.

Спастись удалось только паре полицейских, Доун и нескольким пациентам.

Они выехали на двух машинах, нарвались на стадо. Выбрались только Доун и два пациента.

Одна из пациенток, Сэми, уговаривает поехать к ее родителям, клянясь, что там есть, где укрыться.

Доун, оглушенной потерей Грейди, все равно куда двигаться.

Сэми оказывается права. Небольшое ранчо, спрятанное в лесах Джорджии, в стороне от основных дорог, обнесенное высоким забором, с собственным генератором и артезианской скважиной, просто находка по нынешним временам. Тем более, что отец Сэми, Том, тот еще параноик, не любящий общества, постоянно готовящийся к худшему, злобный и желчный старикан, последние несколько лет занимался исключительно укреплением своих угодий, и забиванием подвала припасами на все случаи жизни.

Они добираются только на своем упрямстве, чудом минуя дикие банды и мигрирующие в одном им известном направлении стада.

Они практически не выходят за ворота, поэтому никого не видят.

И их никто не видит.

Доун с тревогой узнает о Спасителях, понимая, как им повезло на самом деле. Остается только надеяться, что их семья настолько мала и незначительна для Нигана, что он не будет заострять на ней внимание.

— То есть вы там живете вчетвером? — уточняет Дерил, облокачивая Доун на свою грудь и запуская лапу под майку, поглаживая гладкий живот.

— Нет, нас больше. — Доун говорит тихо, после продолжительного молчания.

В конце концов, надо ему сказать. Нечестно так. По отношению к нему. Доун собирается с духом, понимая уже, что своими словами сейчас разрушит все иллюзорное волшебство их момента.

Но Диксон опережает.

Рука его замирает, тяжелеет на ней.