— Нельзя терять ни секунды! — услышала она доктора, когда подняла голову от плеча мужа. — Сначала надо полностью очистить стол. Да побыстрее! Теперь, миссис Сердж, вы с Тьюди вернетесь на кухню и останетесь там до тех пор, пока я за вами не пошлю. А тем временем поставьте на огонь воду, понадобится кипяток.
Раздавая приказания, он подтащил тяжелый стол с мраморной столешницей поближе к камину. Затем быстро взял с комода две лампы и поставил их на каминную доску.
— Надо побольше света, — бормотал он. — И в то же время я не могу позволить, чтобы кто-нибудь из вас держал эти лампы, поскольку — кто знает — вдруг вы не выдержите и при виде крови уроните ее.
— Крови? — в ужасе переспросил Савой. — При виде крови Ларри! О Господи!
— Tais-toi![77]
— жестко сказал ему доктор, словно разговаривал с непослушным ребенком. — Причитай потом, если придется, Савой. А сейчас жизнь твоего сына зависит от твоего самообладания.И он продолжал быстро работать. Уже принесли простыню и постелили ее на столе. Вторую простыню, сложенную в несколько раз и превратившуюся в узкую полоску, положили рядом с первой. Сверкающие инструменты дребезжали и позвякивали, когда доктор выкладывал их. Наконец все было готово, и Брингер снял накрахмаленные манжеты, закатал рукава рубашки и направился в ванную. Кэри с Савоем слышали, как он двигается там, включает воду, тщательно моет руки. Но эти звуки казались им какими-то далекими и призрачными. Молодая пара была сосредоточена на мучительном хрипе, доносящемся от кроватки Ларри. Хрип становился все сильнее и сильнее. Только что несчастным родителям казалось, будто доктор действует с невероятной скоростью, сейчас же им почудилось, что он совсем не шевелится, и Савой машинально рванулся по направлению к ванной, тем самым встав у Брингера прямо на пути, когда тот возвращался. Доктор резко мотнул головой, делая Савою знак освободить дорогу, и, вытащив малыша из колыбельки, положил его на стол таким образом, чтобы свернутая в узкую полоску простыня находилась под плечиками Ларри, давая его головке возможность находиться в запрокинутом положении.
— Я сам буду оттягивать его подбородок, при этом поддерживая его, но кому-то из вас придется крепко держать его за руки, — произнес доктор Брингер. — По-моему, лучше это сделаете вы, Савой. Во всяком случае, вы значительно сильнее Кэри. И помните, что, когда я буду делать надрез, ребенок не должен двигаться. Как можно крепче прижимайте его плечи к столу. Если он высвободится или дернется, я могу поранить его… и будет очень плохо, друзья мои.
Савой подошел к столу, наклонился и взял нежные ручки малыша в свои жилистые руки. Но потрясение еще не оставило молодого человека, и он внезапно ослабил хватку, круто отстранился, тяжело осел на пол, схватился за голову и глухо зарыдал.
— О Господи! О Иисусе всемогущий! Я не могу! Не могу этого делать! — кричал он не своим голосом. — Нож в горло малыша! Нет! Нет!
Доктор Брингер отвел от Савоя презрительный взгляд и увидел, что Кэри приближается к мужу. Она положила ему на голову сильную руку.
— Полно, дорогой. Все в порядке, — успокаивающим тоном сказала она. — Не волнуйся. Я прекрасно понимаю, что ты сейчас чувствуешь. — Она взяла задыхающегося малыша за руки и изо всех сил прижала их к столу. — Можете начинать, доктор Брингер, — спокойно проговорила она. — Все будет хорошо. Только поторопитесь, пожалуйста.
Она смотрела на ребенка сверху вниз и удивлялась той силе, с которой тот пытался вырваться. Сейчас она не видела Савоя, который все-таки встал на ноги и отошел. Перед ней были сильные, чистые, узловатые пальцы Брингера, сжимающие подбородок несчастного мальчика, и ослепительно сверкающее отточенное лезвие. Затем она увидела тонкую прямую красную линию там, где прошло это скользящее лезвие. Затем — руку, отворачивающую гладкие блестящие края раны… увидела пульсирующую ткань… потом лезвие направилось вниз и обратно…
Больше она туда не смотрела, ибо ее словно закрутило в каком-то медленном водовороте. Она только зажмурилась так крепко, словно от этого зависела теперь жизнь Ларри… Она действительно боялась, что это именно так. Сейчас она смутно, но безусловно осознавала только одно: она продержится лишь до тех пор, пока не увидит пульсирующую красную рану, узловатые пальцы доктора и сверкающий инструмент. Поэтому она так и не увидела блестящую трубку, которую Брингер ввел в надрез, а также еще одну трубку — поменьше, искусно установленную в большой трубке. Наконец она услышала голос, сказавший:
— Еще минутку. И случится то, что можно считать неправдоподобным.
Но она так и не открыла глаз.
Неожиданно жалкие попытки малыша вырваться прекратились, мучительный хрип Ларри прекратился, и чей-то голос произнес, что ей не надо больше держать малыша. И она ощутила на своем плече чью-то ласковую руку.