Любовь в отсутствие любви

Мадж никогда нельзя было назвать примерной христианкой, но во время беременности она зачастила в церковь в компании Лилиан Бейлис, [17]своей хорошей приятельницы. Тогда у всех на устах был Уолсингем и Хоуп-Паттен. [18]Многие потешались над ним, многие — восхищались. Ходила легенда, что Георг V, посетив Уолсингем, увидев Черную Мадонну, упал перед ней на колени. С потолка свисали лампы, плавились восковые свечи. Король благоговейно прошептал: «Неужели это моя церковь?» Эта история очень нравилась друзьям Мадж, мнящим себя примерными католиками. О чем бы ни заходила речь, они воспринимали все с напускной насмешливостью, под которой, однако, таился чуть ли не истовый фанатизм. Церковь Богоматери Уолсингемской была возведена в 1061 году по образу и подобию Назаретской святыни на средства некоей вдовы по имени Ричелдис. Предание гласит, что вдове было откровение самой Девы Марии. «Пресвятая Богоматерь», — весело воскликнула беременная Мадж, подпустив ирландский акцент. Как — то в издательстве коллеги, разговорившись «о высоком», пришли к выводу, что среди приверженцев римско-католической церкви распространено имя Бернадетт, а сторонники англиканской церкви не слишком жалуют имя Ричелдис, несмотря на его благозвучность.

— Если родится девочка, назову ее Ричелдис, — заявила Мадж.

— Шутишь? — усомнился кто-то.

— Ни в коем случае.

После войны посещения церкви потихоньку сошли на нет, хотя девочка помнила, как ее возили в зеленом, дышащем на ладан автомобильчике Роуз Макалей [19]в Нэшдом поучаствовать в процессии по случаю праздника Тела Христова. Правда, в сам храм они так и не попали. Сама Ричелдис была убежденной атеисткой. Мадж на дух не выносила современные переводы Библии и литургии. Кто бы мог подумать, что по иронии судьбы доживать жизнь ей придется в компании пастора, пусть даже такого непутевого, как Бартл.

Итак, Бартл проснулся часа в четыре дня. И почувствовал, что совершенно не выспался. После обеда Мадж обычно ложилась отдохнуть, а он либо читал, либо возился по хозяйству. Но несколько страниц переписки Литлтона с Харт-Дэвисом оказались настолько снотворными, что он снова уснул. Книга так и лежала у него на груди, зрелище очень напоминало картину «Святыня, сохраненная в бою».

Вообще-то, вряд ли кому пришло бы в голову сравнивать Бартла Лонгворта с ратником. Драные носки, серые кальсоны, пузырящиеся на коленях, анемичный вид не наводили на мысль о полях сражений. По пятнам на брюках Шерлок Холмс определил бы в нем рассеянного велосипедиста, постоянно забывающего о специальных прищепках. Белый живот, виднеющийся из-под фуфайки, литлвудская рубашка. Полицейский галстук, скорее всего, выуженный из груды тряпья на блошином рынке, хотя Бартл вряд ли догадывался о его происхождении. Плохо выбритое невыразительное лицо (пора менять батарейки в электробритве!) не наводило на мысли о пассионарных персонажах великого Данте. Бартл был весь какой-то бесцветный: тонкогубый, почти безбровый; жалкая растительность у него на голове явно нуждалась в шампуне и расческе.

— Бартл! — хрипловатый голос ворвался в его дрему. — Бартл!

— Иду!

— Тебя только за смертью посылать… — слова потонули в лающем кашле.

— Иду.

— Где ты был?

Он прошлепал вверх по лестнице, сзади волочились шнурки башмаков.

— Задремал, — виновато сказал он.

— Охрипнешь, пока тебя дозовешься. Я уж подумала, ты ушел.

— Чаю принести?

— А что, завтрака не будет?

— Мы уже завтракали.

— Ты с ума сошел?

— Не понял… Хотя… вполне возможно.

— Вот и я о том же.

— Но мы действительно уже завтракали. Картофельная запеканка с мясом и мороженые сливы…

— Мне не интересно, что ты ел. Где Ричелдис?

— Дома, наверно.

— Она обещала прийти.

— А разве она собиралась?

— Черт, ну почему ты никогда не слушаешь? Я никогда не ошибаюсь. Ну почему все вечно говорят одно, а делают другое, совсем как мистер Багли.

— Брэндон.

— Багли.

— Твоего педикюрщика зовут Брендон.

— Тогда Бэмптон. Плевать, как его зовут. Он сказал, что придет во вторник, а потом, видите ли, оказалось, что вторник превратился в понедельник и что я должна была его ждать именно в понедельник.

— Может, мы перепутали день?

— Не делай из меня идиотку. Я еще не окончательно выжила из ума. И зачем, скажите на милость, назначать время, если все равно не придешь? Договариваться о чем-то, если не собираешься ничего делать? Кстати, у меня кончаются носовые платки. Ты слышал эту пьесу?

— Нет, я заснул.

— По радио.

Казалось, разговаривают двое глухих.

— Этим молокососам позволили пролезть на Би-би-си. А мы, выросшие на хороших постановках, вынуждены целыми днями терпеть это бесконечное обсасывание постельных утех. Возьми себе виски.

Он сделал большой глоток из горлышка бутылки, стоявшей у изголовья.

— Пойду поставлю чайник.