Выйдя из дома своего детства, Сотников вполголоса выругался. Почему в семье от него ждут только плохого? Почему, даже добившись серьезных успехов, он остался для своих приемных родителей исчадием ада? Просто они живут, презирая и ненавидя весь мир за то, что там все устроено иначе, чем в их доме. Наверное, если бы он опустился окончательно, то был бы для них милее, чем сейчас. Они могли бы корить его и гордиться собой – милосердными людьми, принявшими в лоно семьи заблудшую овцу.
Да, они всегда учили его только хорошему, говорили, что надо быть добрым, честным и трудолюбивым, но не помогали стать таким, а только указывали, насколько он далек от идеала.
«Если сравнивать воспитание с научной работой, то родители ставили передо мной цель, но не определяли задачи», – неожиданно подумал он.
Его мысли перескочили на медицину.
Некоторое время назад Колдунов отвел Витю на кафедру легочного туберкулеза и познакомил с фтизиохирургами. Теперь, когда образовывалось свободное время, Сотников бегал туда – ему разрешили участвовать в обходах и даже присутствовать на операциях. Но больше, чем хирургия, его увлекала вечная битва двух организмов, человека и туберкулезной палочки. Витя хотел изучать закономерности этой битвы, чтобы помогать человеку победить. Он знал, что многие врачи считают изучение туберкулеза чем-то старомодным: вроде как все уже изучено и разложено по полочкам. Но на самом-то деле проблем полно!
Глава четвертая
Луна плавала в небе, как ломтик лимона в очень крепком чае.
Наступил ноябрь, холодный и темный, но в то же время уютный месяц, когда все живые твари расползаются зимовать по своим теплым норкам.
Интересно, что сейчас делает Аня? Вите так и не удалось с ней встретиться. Он навещал отделение, где лежал два года назад, разговаривал с больными детьми и Агриппиной Максимовной, которая, несмотря на возраст, все еще держалась молодцом, но за три месяца ему ни разу не удалось оказаться там одновременно с Аней, как он ни старался. Вот и сегодня ему сказали, что она полчаса назад уехала…
Сотников очень хотел увидеть ее, но и боялся предстоящей встречи, с которой было связано слишком много надежд. Лежа на койке в курсантском общежитии, он мечтал об Ане, томился от любви, строил воздушные замки, но ведь он даже не был уверен, что она его помнит! Мало ли больных лежало в отделении? Ну встретятся они, посмотрит она в его сторону, кивнет вежливо, а дальше что?
Не зная ответа на этот вопрос, Сотников вернулся из увольнительной на два часа раньше контрольного времени.
С порога кинув фуражку на деревянный штырек вешалки, он не попал и чертыхнулся.
– Привет, Сотник! – Витин сосед Стасик Грабовский сел на койке. – Пожрать принес что-нибудь?
Второй сосед, Миша Ширшов, тоже встрепенулся:
– Давай, харчи на стол. А я тебе череп дам, смотри какой классный. – Он показал Вите упомянутый предмет.
Череп действительно был хорош, не пластиковый макет, а настоящая кость. Крышка, или, выражаясь по научному, свод черепа, откидывалась; изучив внутренности, ее можно было опять закрыть и запереть на маленький крючок. Нижняя челюсть тоже не болталась отдельно, а была хитроумно прикручена к черепу и двигалась, как на шарнирах.
– Прикольная штука. Федоров дал?
– Ага, но только на сегодня. Сейчас я, потом Гроба очередь, а потом ты.
Витя кивнул. Анатомию изучали на препаратах. В специальном зале для самоподготовки под залог курсантской книжки выдавались кости и заспиртованные органы, но выносить препараты за пределы зала было строго запрещено. Поэтому череп, хранившийся в семье потомственных врачей Федоровых, оказался очень кстати – его называли «пиратской копией» и бережно передавали из рук в руки.
– Так что с харчами? – Миша требовательно посмотрел на приятеля.
Витя виновато развел руками.
– Как, совсем ничего?
Сотников вспомнил о коробке конфет, отвергнутой приемными родителями и валявшейся с тех пор в его рюкзаке. Он молча выложил коробку на стол, взял литровую банку и пошел за водой на кухню.
Первые недели Грабовский настаивал, чтобы покупать воду в бутылках, и они исправно скидывались. А потом плюнули – денег жаль, да и лень в магазин лишний раз тащиться.
Вернувшись, Витя сунул в банку кипятильник и взял с подоконника чашки.
Когда вода закипела, курсанты по-братски размочили один пакетик на троих и принялись за чай. Сладкоежек среди них не было, но содержимое коробки в пять минут исчезло в глотках молодых мужчин, пребывающих на государственном пайке.
Вспомнив об очереди на череп, Миша отошел от стола и вместе с кружкой укрылся за бастионом атласов по анатомии, откуда моментально понеслось бормотание:
– Форамен овале… форамен лацерум… о, блин, а это еще что?
Витя понял, что его очередь наступит не скоро.
– Гроб, я спать. Разбудишь, когда наиграешься.
Но не успел он снять форму, как в комнату заглянул незнакомый парень, судя по нашивкам, третьекурсник.
– Сотников? Спустись на вахту, к тебе пришли.
– Кто? – изумился Витя.