— Во-первых, если хочешь попросить денег, то у меня денег нет, я не знаю, куда они у тебя деваются. Во-вторых, если хочешь поехать в Англию, чтобы совершенствовать английский, то эта идея мне нравится, но ты поедешь туда вместе с сестрой. Так будет спокойнее. В-третьих, если ты не сможешь успешно завершить учебу, то останешься в Мадриде, мне очень жаль. В-четвертых, если хочешь получить водительские права, то я куплю машину, когда тебе исполнится восемнадцать, а пока поездишь с мамой. В-пятых, если ты вступила в коммунистическую партию, то ты автоматически лишаешься наследства. В-шестых, если ты хочешь выйти замуж, то я тебе не разрешаю, ты еще слишком маленькая и глупая. В-седьмых, если ты все равно решишь выйти замуж, будучи уверена, что встретила настоящую любовь, или в противном случае будешь готова покончить жизнь самоубийством, то, так и быть, я не буду возражать, если ты согласишься на два условия: ты не будешь делиться с ним своим имуществом и его не будут звать Фернандо. — Отец остановился, чтобы перевести дух. — Мне жаль, Малена, но я думаю, что ты торопишься, и он окажется пройдохой… В-восьмых, если ты будешь послушной девушкой, то я найду тебе достойного жениха, с которым вы будете жить в Мадриде. В-девятых, если ты хочешь гулять по ночам, то знай: после половины двенадцатого на улице остаются только шлюхи. И в-десятых, если ты хочешь принимать какие-то пилюли, не говори об этом матери. Итого, — он посмотрел на часы, — три минуты… Ну, в чем дело?
— Ни в чем из того, что ты сказал.
Отец постоянно думал о тех упреках, которые могла обрушить на его голову мать: «Ты такой мягкотелый, Хайме!» Мама знала, чем обычно заканчиваются наши с ним разговоры. Поэтому она устраивала допросы с пристрастием, в которых раскрывала отцовские промахи. Я поняла, что сегодня он торопится, а потому не будет приставать ко мне с ненужными расспросами.
— Хорошо, Малена. Так что ты хочешь?
— Я хочу, чтобы ты сохранил у себя один закрытый сундучок. При этом ты отдашь его мне тогда, когда я попрошу.
— Давай! — его рука нетерпеливо загребла воздух, но я не торопилась отдать ему ящичек.
— Там мои секретные вещи и мысленно добавила: «О которых я тебе не скажу».
— Что там внутри?
— Ничего интересного для тебя, папа! — быстро заговорила я, придумывая на ходу, что можно сказать. — Это вещи Фернандо, платок, который он подарил мне, конфетка в форме сердца, которую он прислал мне из Германии…
— Презерватив, который вы использовали в последнюю ночь…
— Папа!
Отец опять посмотрел на часы. Мне не понравилось то, что он сказал, тем более что говорил подобное часто и без всяких на то причин. Отец старался изображать либеральную терпимость, пытаясь, однако, каждый раз выведать у меня правду. Он постоянно пытался вызвать у меня чувство вины и найти несоответствие в моих словах.
— Хорошо, я сохраню твои вещи в этом шкафу, — наконец сказал он и указал на один из шкафов, которые стояли вдоль трех стен в кабинете. — А где ключ?
— Здесь, — ответила я, указывая на свою шею.
— Ты не хочешь неожиданностей, да?
В этот момент мы услышали звук хлопнувшей двери. Отец схватился за голову.
— Это не может быть твоя мать. Правда?
Это была, конечно, мама. Войдя в кабинет, она сказала «привет» прежде, чем папа успел закончить фразу.
— Не может быть, — сказал он, глядя на часы, — я думал, что ты придешь не раньше, чем через два часа…
— Привет, — повторила мама, обращаясь к нам обоим. — Малена! Что ты здесь делаешь?
— Я разговаривала с папой, — ответила я, но мои объяснения не были услышаны мамой, которая обошла стол и встала у отца за спиной.
— Закрой глаза, Хайме! — скомандовала она. — Я купила то, что тебе обязательно должно понравиться.
Мама смотрела перед собой, ее губы нервно подрагивали. Мне нравилось видеть ее такой, притом что в подобном состоянии она бывала редко. Мама достала пакет, в котором я увидела сероватый галстук, на нем был какой-то рисунок с полотен художников-кубистов. Галстук мне показался очень милым, но я поняла, что отцу он не понравится и он умрет от стыда, если выйдет в нем на улицу. Я упрямо продолжала стоять на месте, хотя чувствовала, что присутствую при весьма интимной сцене.
— Теперь можешь открыть глаза, — сказала мама.
Отец открыл пакет и потер руки.
— Рейна! Он замечательный… Мне нравится, спасибо.
При этих словах он приподнялся и поцеловал маму в подбородок. Она по-детски обрадовалась и, ничего не говоря, обняла папу. Я решила, что мне пора выйти и оставить их наедине, когда мама, только что целовавшая в губы своего мужа, опередила меня.
— Я пойду на кухню, приготовлю ужин…
Отцу пришлось отпустить маму, которая улыбнулась ему и, не говоря больше ни слова, вышла из кабинета. Так мы опять остались вдвоем с папой.
— Я тоже пойду. Мне нужно кое-что сказать маме.
— Это надолго?
— Что?
— То, что ты хочешь сказать маме.
— Я не знаю…
— Минут десять? — уточнил папа, протягивая руку к телефону.
— Да. Думаю, да.