Любовь в ритме танго

— В конце концов то, что мне бросилось в глаза ночью в этом гроте — а я прежде даже не пыталась понять суть твоего отца, — то, что там он был властелином, — когда оторвал локоть от стойки бара только для того, чтобы указать на нас пальцем, а потом рукой в воздухе нарисовал круг, давая понять официанту, что все мы приглашены. Это была та часть его, которую я раньше не знала, а когда я отдала себе в этом отчет и осмотрелась вокруг, то начала многое понимать. Эти плохие копии мафиози из фильмов, развязные, пошлые, глупые, плохо одетые, такие ненатуральные, что были почти комическими, все они, если не побояться сказать правду, были его друзьями, они вместе росли и воспитывались. Понимаешь? Он мог бы стать таким же, как они. Мог пойти работать на фабрику, вставать в шесть часов утра, наскоро завтракать и бежать к станку, судьба мальчиков из этих мест складывалась по-разному — удачно или неудачно. Он мог бы жениться, как все, отслужить в армии, его жена могла быть красавицей, он берег бы ее, как пообещал перед алтарем, он мог бы найти работу в Аройо Аброньигаль или в каком-либо другом квартале с похожим названием.

Он, сын учительницы, стал адвокатом, учился в университете и мог претендовать на что-то лучшее. Твой отец один сумел выбраться из своего квартала, он даже мог купить машину, отчего приобрел недоброжелателей, и всегда находился какой-нибудь привратник, который называл его «доном», потому что для этого он и учился, хотя это обращение не давало никаких серьезных преимуществ. Тут его часто посылали к черту, о чем ему сразу докладывали доброхоты.

«Что происходит? Вы столько времени голодали? Ничего себе, черт возьми. Как же так? Ведь вы были богаты…» Невероятно, но люди так думали, ведь ты сам не можешь рассказать обо всем, что происходило в то время в стране. Каждый из них говорил: «Да, понимаю», но они не понимали и половины. «Можно было бы поехать в Португалию…»

Чиновники приходили смотреть, как играют дети около пруда в парке «Синдикаль», но все эти чиновники были богатыми, они просто смотрели. А люди это терпели, но не твой отец, нет. Он наплевал на экономический план развития Испании и воспользовался этим. Он вошел через кухню, чтобы стать богатым, богатым по-настоящему, — импортный «мерседес», квартира в двести метров на улице Генова и вилла в несколько сотен гектаров в провинции Касерес, как та… О чем я говорила до того?

— О том, что он был занят…

— Именно. Той ночью, когда я увидела его в том жалком притоне с этими людьми, я пыталась представить себе, что он чувствует каждый раз, когда возвращается в свой квартал, чтобы поговорить со своими друзьями, выпить с ними, уединиться с какой-нибудь из этих девушек с такой жуткой кожей, которые, похоже, продолжали притягивать его. Он же мог выбрать кого-нибудь среди бывших учениц из Саградо Корасон, женщин безупречных, блестящих, хорошо одетых и прекрасно причесанных… Я смотрела на него и старалась представить, кем он сейчас себя чувствует, представить, каким он был раньше, в четырнадцать лет, шестнадцать, восемнадцать, что он ел, как одевался, какие идеи сформировали его собственное будущее, и поняла, что именно он получил из своего детства: снобизм и расточительность, нежелание обновлять гардероб и равнодушие к вещам, отвращение к хорошим манерам. Мгновенно я очень четко поняла роль твоей матери и стала завидовать ей, потому что она была той, кто устранял любые проблемы. В ней сконцентрировались все девушки, к которым он даже не приближался в течение многих лет, а только смотрел на них с вожделением в метро или в парке, или когда они шли по улице. Она была для него больше, чем невеста, больше, чем жена, намного больше, чем все это, вся эта банда, — это его жизненная собственность, клевер с четырьмя листочками, понимаешь? Каждый раз, когда он ее целовал, каждый раз, когда он был с ней, каждый раз, когда спал с ней, он делал намного больше, чем просто спал, потому что он спал со всем миром, заключенным между ее ногами, он спал с законами логики, воспитания, судьбы, она была одновременно его оружием и его триумфом, ты это понимаешь?

— Конечно, понимаю, — согласилась я шепотом, — потому что я почувствовала нечто похожее однажды, но я уверена в том, что мама никогда этого не понимала, ей даже в голову не приходило задумываться над такими вещами.

— Знаю, но мне-то было необходимо помнить о твоей матери, хотя я думала только о себе, когда была там с Хайме и учтиво улыбалась, пока он представлял меня своим друзьям как богатую женщину. Он умел себя вести, а остальные нет, и соперничать с этими неуклюжими деревенскими шлюхами было для меня тяжело, но твой отец был мной очень доволен, а они даже не могли вообразить себе… — Магда смотрела на меня, казалось, издалека.

Я хмыкнула, а глаза Магды лукаво сверкнули.

— Это точно, — проговорила я, смеясь. — Кроме того, в таких обстоятельствах порядочными людьми могут считаться только те, которые не развлекаются.