Любовь венценосного

  Она сидела с ним, держа за руку, пока он снова не провалился в забытьё. Потом Настя вернулась в детскую, где без сил свалилась на диван и уснула. Ночью в дверь тихо поскреблась Ани, принесла бутылки с горячей водой. Они поменяли их, и Настя с благодарностью подумала, как же ей повезло с мархурами. А ведь она вполне могла перенестись в Йоханнес или даже в Трасваль.

  Утром Настя проснулась поздно. Её поразила тишина, царящая в доме. Босиком, в ночной рубашке она, уже по привычке, прошлёпала к корзине и проверила детей. Бутылки пора было менять. По дороге в ванную подошла к окну отдёрнуть шторы и замерла, поражённая. Десяток орлов-воинов, прилетевших с Лидией, занимались странным делом. Несколько мужчин самым натуральным образом... мыли траву! Они вёдрами носили воду из колодца, понемножку лили её на кровавые пятна и какими-то щётками на длинных ручках оттирали их. Таких щёток в её доме не было, и она лишь догадывалась, что кто-то, с утра пораньше закупил их в ближайшей лавке. Один из воинов ходил с ведром, часто наклоняясь и что-то подбирая. Насте показалось, что в его руке мелькнул клочок шерсти, содранной вместе с кожей. А двое, - она не выдержала и тихо засмеялась, - на коленях, пятясь задом к крыльцу, мыли каменные плиты дорожки. К слову сказать, кровь по ней вчера текла почти что рекой. Сегодня большая часть была уже отмыта и сияла первозданной белизной.

  Её настроение воспарило на недосягаемую высоту. Пришла Ирина, принесла бутылки с водой и, смеясь, рассказала, что венценосные ходят сегодня тише воды ниже травы. Мужчины вообще в дом не заходят, с раннего утра приводят в порядок лужайку. Сейчас смывают кровавые пятна и собирают остатки своего вчерашнего пиршества, а ещё раньше вырезали все обломанные ими ветки у кустарников и деревьев. Венценосные дамы ходят, опустив голову, а Мишель униженно просила прощения у девушки-мархурки, которую она вчера грубо оттолкнула. Лидия тоже не показывается, сидит у постели Рэндама, который сегодня смог принять человеческий облик. Кумбо вместе с лекарем-венценосным осмотрели и промыли, наконец, его раны, зашили самые глубокие и наложили шины на сломанную руку. Рэмси, кажется, чувствует себя неважно, поскольку вчера, несмотря на собственные раны, ни разу не прилёг, поэтому сегодня лекарь настоятельно советовал ему полежать.

  Пока Ирина рассказывала, стоя в открытых дверях ванной, Настя умылась, натянула светлое, в мелкий голубенький цветочек, хлопковое платье, причесалась и завязала в хвост отросшие волосы. Мельком подумала, что надо бы принять ванну, но это уж вечером, перед сном.

  Ирина сказала, что Ани готовит завтрак и спрашивает, не будет ли хозяйка возражать, если с ними позавтракают и мархуры? Конечно, Настя с радостью согласилась. Мать отправилась на кухню, украдкой полюбовавшись, как сияют глазки у дочери, как изменилась, похорошела она после родов и, вздохнув, подумала, что вот Крелл..., он кажется слишком необузданным, высокомерным и жестоким. Нет, не его она хотела бы видеть рядом с Настей.

  А дочь тихонько открыла дверь своей спальни и встретилась взлядом с Креллом. Его лицо осветилось, губы тронула неуверенная улыбка. Он потянулся к ней, и гримаса боли исказила его черты. Она нахмурилась:

- лежи спокойно, или я сейчас уйду.

  Он, соглашаясь, прикрыл глаза:

- посиди со мной, пожалуйста, Настъя. Как там дела? Много погибших? Рэндам жив? Никто из раненых не умер?

  Она обстоятельно рассказала, как разместили раненых, сколько погибло с той и другой стороны, как чувствует себя Рэндам. Не умолчала и о залитом кровью доме и лужайке, о конфликте с Мишель. Он морщился, слушая. Подумал, что всегда оберегал Настъю от созерцания неприглядной стороны жизни венценосных. Тем тяжелее ей было воочью увидеть растерзанных и пожираемых обезьян и антилоп. Он вздохнул, опять поморщившись:

- Настъя, мне очень неприятно, что всё получилось так плохо. Мы обязательно приведём в порядок дом и сад, потерпи нас, пожалуйста.

  Она засмеялась:

- так сад уже, наверно, отмыли! - На его недоумённый взгляд, пояснила: - ваши воины, ой, я не могу! - Она опять засмеялась, - траву моют! И дорожку!

  Он тоже улыбнулся, представив эту картину.

  Настя не собиралась надолго задерживаться у него. Жалость сжимала сердце. Крелл был таким бледным, слабым, а тело, которое она любила гладить, ощущая под руками игру мышц и гладкость кожи, сейчас было исполосовано когтями - кинжалами, во многих местах зашито лекарем и обибой Эльей.

  Она спросила, не хочет ли он есть, хотя знала, что после сырого мяса они пару дней не едят. Так оно и оказалось.