– Итак, вот что мы имеем, – заговорил Деев по привычке озвучивать свои умозаключения, дабы проверить, как воспринимают их окружающие. – Хозяин дома, предположительно Александр Тамонников, привез в загородный дом родителей веселую компанию. Сколько их было, охранники не видели, потому что окна автомобиля тонированные, а дело было ночью. С большой степенью вероятности можно предположить, что было их четверо.
– Трое парней и одна девушка, – вставила Фельдман. – На столе почти полная бутылка виски и открытое шампанское. Винный бокал один. Со следами помады.
– Именно, – согласился Деев. – Они немного выпили, покурили…
– Анашу, – уточнил кинолог, успевший обнюхать пепельницу с папиросными окурками.
– Теплая была компашка, – сказала Фельдман.
– Они все были уже навеселе, – продолжал Деев. – Охранник, пропустивший их, заметил, что машина подозрительно вильнула, когда набрала скорость за шлагбаумом. Кроме того в доме было выпито слишком мало, чтобы дело дошло до трагедии. Девушка сидела здесь, – он показал на диван. – По неизвестной причине при ней имелось оружие. Когда один из парней расстегнул джинсы и хотел вступить с ней в половую связь, она открыла огонь.
– Не удивлюсь, если выяснится, что он предложил ей сделать ему… Ну, вы знаете это модное словечко. Только пакость остается пакостью, как ее ни назови.
Эксперт Фельдман состроила мину, означавшую, что уж она-то никогда бы не позволила себе ничего подобного. Правда, шевельнувшаяся бровь намекала на некоторые вольности, допустимые в отношениях с очень близким, очень дорогим мужчиной, однако распознать сигнал смог бы только чрезвычайно наблюдательный человек, каковым кинолог не являлся. К тому же его внимание было поглощено рассказом Деева, изобилующим весьма яркими и правдоподобными подробностями. Заслушался даже Величко, закончивший работу в холле. Правда, он не удержался от искушения поддеть начальника, припомнив ему эпизод с банковской картой:
– То, что здесь была девушка, не факт, а допущение, – произнес он с умным видом, как бы в пространство, ни к кому конкретно не обращаясь.
Деев реплику мимо ушей не пропустил, отреагировал моментально.
– Я оперирую фактами, лейтенант, – сухо сказал он. – Вот, – он снял со спинки дивана длинную волосинку. – И вот, – находки были протянуты Фельдман, уже приготовившей для них отдельный пакетик. – И вот, – Деев заглянул в пепельницу. – Мы имеем следы помады на одном из окурков, а покойники, как можно убедиться, женской косметикой не пользовались.
Пристыженный Величко присел в сторонке и продолжил составление акта осмотра места происшествия. Эксперт Фельдман вооружилась пинцетом и принялась собирать окурки. Кинолог и его пес заняли такую позицию, чтобы беспрепятственно разглядывать ее сзади. Кашин и Деев расхаживали по комнате, заглядывая в книги, шкафы и за картины на стенах.
Только покойники ничего не делали. Все, что им осталось на этом свете, так это гнить и разлагаться.
Глава вторая. Под особым контролем
Пампурин раздраженно отставил чашку и, хмурясь, уставился на дочь.
– Опять не пойдешь? У тебя два зачета с прошлой сессии не сданы. Не пора ли за ум взяться? Одни гульки на уме. По-твоему, мы твое обучение оплачиваем, чтобы ты могла по ночам шляться неизвестно где?
– Валера! – укоризненно воскликнула жена. – Девочка больна.
– Не вмешивайся, Маша! Вечно ты за нее заступаешься!
– Как же мне за нее не заступаться? Она моя дочь.
– Моя, между прочим, тоже. Но это не дает ей повода отлынивать от занятий.
– Никто не отлынивает! – Наташа вскочила из-за стола, едва не опрокинув стул. – Болею я, можешь ты понять?
– Что-то я не слышал, чтобы ты кашляла, – заметил Пампурин сердито.
Разгорячившись, он не заметил, как раздавил яйцо всмятку, и теперь желток стекал по пальцам, не улучшая и без того не слишком радужное настроение.
– Померяй температуру и вызови врача, раз больна, – крикнул он в спину дочери.
Наташа развернулась в коридоре и заглянула в кухню, чтобы выкрикнуть в ответ:
– У меня не простуда, ясно? Но мне плохо, можешь ты это понять?
– Что это с ней? – удивился Пампурин, когда они с женой остались одни.
Почти все пространство оконной рамы занимало серое мартовское небо с росчерками голых веток. Снег то таял, то опять валил крупными хлопьями. Уже не зима, но еще и не весна, а хотелось определенности.
– Вы, мужчины, иногда такими глупыми бываете, – покачала головой Мария. – Неужели тебе все растолковывать надо?
– А-а-а, – протянул Пампурин. – Вот оно что.
У него было простое и правильное лицо: с глубокими морщинами на щеках, прямым ртом и красивыми ореховыми глазами. Подбородок мощный, пожалуй, даже излишне мощный, раздвоенный. Порядком отросшие волосы гладко зачесаны назад, от чего на лбу из них образовался треугольник. Голос хриплый, как у заядлого курильщика.
Жена его обожала. Дочь тоже. Но в семьях всякое случается. В том числе и разные недоразумения.
– Наконец-то догадался, – сказала Мария, шумно собирая посуду со стола. – Слава тебе, господи.