Любовь-война

Не пиши "The End". Я придумаю Happy End. Поверну всё так, Чтоб два сердца вновь бились в такт. Всё ведь как в кино, Разреши лишь доснять его. Не пиши "The End". Я придумаю Happy End.

«Happy End» Пара Нормальных

Андрей

Повсюду шум, гам, праздничная суета и засилье белого цвета: белые банты, белые рубашки, белые гольфы, белые гладиолусы и белые как мел лица первоклашек. Интересно, бедняги уже смекнули, что вся эта канитель продлится долгих одиннадцать лет или, как и я, просто не выспались?

- Мать моя женщина, какая шикарная цыпочка! – восторженно тянет Гуляев.

Это он про нашу новенькую, Карину Морозову. Сегодня мы узнали, что она переводится к нам в класс, и у всех пацанов просто башню сорвало: пялятся на нее так, что глаза из орбит вот-вот повылезают.

- Слюни подбери, а то капают, - хмыкаю я, по привычке взлахмачивая волосы.

Леха – тот еще котяра, и на дворе у него вечный март. Друг находится в постоянном поиске любовных приключений и отличается крайне неутомимостью. Пыл этого Дон Жуана не охлаждают даже удары с колена по яйцам, которые он периодически получает от оскорбленных его ветреностью девчонок.

- Вот зараза, ей, походу, ты приглянулся, - недовольно шипит Гуляев, тыча мне локтем в бок. – Уже сотый раз за линейку на тебя зыркает.

Отпихиваю от себя чересчур взбудораженного друга и, не удержавшись, перевожу взгляд на новенькую, которая стоит рядом с Инессой Григорьевной и вежливо кивает, делая вид, что ей интересны разглагольствования класснухи. Заметив мое внимание, Морозова и впрямь немного приосанивается, а ее улыбка становится чуть шире.

В меру высокая, фигуристая, с горделивым профилем и идеально матовой кожей – Карина определенно относится к категории девушек, в которых чувствуется «порода». Все в ней как-то правильно, лаконично и к месту. Губы пухлые, но не лепешки, глаза большие, но не на выкате, груди пышные, но не бидоны. Одним словом, роскошная девчонка.

Кто знает, может, я даже за ней приударю, если не будет много о себе воображать. Обычно такие красавицы жуть какие требовательные и заморочные, а я, в отличие от Гуляева, ради женского внимания на стенку лезть не готов. Все эти романтические подвиги и красивые ухаживания – не моя история. Я парень простой и прямолинейный: нравлюсь – пошли целоваться, не нравлюсь – так до свидания, времена завоевателей давно прошли.

- Твою ж дивизию, Дрон, глянь туда! Это Верка, что ли, Мартынова стоит? Охренеть! Реально она! – взволнованно тараторит Гуляев, тыча пальцем в сторону 11 «Б». – Вот это она модель стала!

Поворачиваю голову и от увиденного живот сжимается в непроизвольном спазме. Так бывает во время свободного падения или когда едешь на машине и спускаешься с крутой горки. Желудок будто подскакивает, и на долю секунды замирает в странном щекотливом положении, а потом также внезапно ухает вниз.

Однако все эти ощущения ни коем образом не связаны с Верой, которая и впрямь здорово похудела и преобразилась. Мое внимание, словно железо, притянутое магнитом, мгновенно прилипает к ее подруге – черноглазой бестии с вечно насмешливым выражением лица.

Я не видел Кавьяр все лето, и за это время она довольно сильно изменилась: ее немного угловатые формы сгладились, сделались более женственными и мягкими. Бюст потяжелел, а волосы, которые она обычно отстригала под каре, теперь смоляными перьями лежат на плечах.

А еще Крис в юбке. В самой настоящей короткой юбке в складку, подол которой слегка подрагивает на теплом сентябрьском ветру, заставляя мое воображение усиленно работать. Любопытно, какого цвета сейчас на Крис трусики? Красные, черные? А, может быть, белые, символизирующие невинность и чистоту?

Ну вот, опять началось. Стоит мне увидеть Кавьяр, как мысли сами собой переходят в эротическую плоскость, будто у меня недотрах какой-то. Эх, а я-то думал, что наконец излечился от своей дурной зависимости… Ведь мы с Крис весь прошлый год не общались, ни единым словом не перекинулись. Это было несложно, так как после девятого мы стали учиться в разных классах. А потом она и вовсе пропала из поля моего зрения на три долгих летних месяца – то я из города уеду, то она.

Все это время я упорно убеждал себя, что мне нужно ее забыть, что восстановить отношения после того кромешного ада, в котором мы жарили друг друга заживо, просто невозможно. И у меня это вроде как получилось, потому что добиваться «невозможного» я не привык.

Поначалу, конечно, ломало. Очень хотелось плюнуть на принципы и уязвленную гордость, заявиться к Кавьярам домой и ползать перед ней на коленях, умоляя простить. Ведь тогда, в конце девятого, вернувшись в школу после затяжного больничного, я переступил черту. Разрушил наши отношения до основания: загнал ее в лес и сделал то, о чем до сих пор жалею.