Любовь вопреки

Анатолий достал пачку сигарет и предложил Курдюмову, понимал, что выговориться надо человеку, а некому душу излить. Жене нынешней про бывшую — не поймет, еще и ревновать начнет, как его Киса. А носить в себе и молчать тоже не дело. Проговоренная проблема решаема, а если ее внутренне крутить да перемалывать, ничего кроме пробуксовки не выйдет. А хирург должен быть свободен от всего такого, ему думать и решения принимать быстро надо, не отвлекаясь ни на что. Олег очень хороший хирург — с головой, с руками. Зря тогда на него бочку катил. Он, как заведующий, на своем месте, да и человек хороший. Курдюмов взял сигарету, затянулся.

— Понимаешь, моя бывшая считает, что я виноват в разводе. Вот если бы работа у меня была нормальная, то жили бы и жили. А так дома не ночевал, супружеские обязанности выполнял неисправно по причине усталости, мало зарабатывал, и любовницу еще мне приписала. А такому аморальному типу общаться с сыном противопоказано. Представляешь, в суде заявила: «При такой работе ты и пить скоро начнешь! Какой из тебя отец?» Это все оттого, что к медицине она никакого отношения не имела. А ведь пока учился, жили душа в душу, на шестом курсе проблемы появились. Потом я работал сутки через сутки в больнице, а то и двое через сутки. То есть в месяце дома я бывал десять ночей. Думаешь, она понимала, насколько я устал? Ей то в гости, то в кино, то в театр. Я уснул как-то на спектакле, так скандал она мне, знаешь, какой закатила. Типа я чурбан неотесанный, позорю ее только. Толя, я люблю театр. Но чтобы вникнуть в то, что происходит на сцене, надо выспаться, а в филармонии на концерте не думать, как там твой послеоперационный больной в реанимации. У нас же время иначе движется, не как у людей. Глянул в окно стационара, а там снег, зато когда в следующий раз посмотрел — лето уже на исходе. Я привык, что на меня обижаются все друзья, потому что или не приходишь на встречи, на которые тебя зовут, или приходишь и тихо засыпаешь в уголочке. И все — все, кто не понимает, осуждает, смеется над тобой, уходят из твоей жизни. Около тебя остаются только такие же, как ты, медработники. Они понимают твой график, твои шутки, твой цинизм, понимают, когда ты не берешь трубку домашнего или просишь перезвонить, потому что отдыхаешь, ты лечишь своих детей по телефону, и уроки проверяешь так же. Иногда бросить все хочется и с дочками рвануть на природу, показать, рассказать. Книжки обсудить, в кино сводить их, чтоб не с бабушками они росли, а со мной, понимаешь?

— Конечно понимаю. Только говоришь ты все время, что дочки с тобой бы пошли. А жену, мать их, вы с собой не возьмете?

— Ее возьмешь, как же! У нее ж то роды, то кесарево. Ты думаешь, она из своего роддома вылезает? Кстати, мать твоя говорила, что в школе стихи писал. Сейчас пишешь?

— Что, стенгазету выпускать некому, так ты на меня повесить это решил? Я пока дома жил, всю библиотеку родительскую прочел, а многое и не по одному разу. Знатная библиотека у них. Редко у кого такую встретишь. Прошлое — прошлому. У меня первая жена врачом была, и общность интересов имелась по работе так точно, а жизни без любви не получилось…

— А сейчас? С этой у тебя нормально?

Анисимов заметил тень сочувствия, мелькнувшую во взгляде Олега.

— Ребенка ждем. Или ты про амнезию? Вспоминать она стала, фрагментарно, но уже хлеб. Я даже личность ее установил. Осталось найти семью, оформить развод, восстановить документы. Чтобы по-человечески все и законно. Я ложь не люблю, а тут… — Он замолчал. Поднял глаза на Олега. — Ну что ты так смотришь? Не надо мне сочувствовать. Все ж хорошо.

— Толь, если ты с ней счастлив, то все действительно хорошо. Но счастливым ты, мой друг, не выглядишь.

Олег выкинул бычок в урну, похлопал Анисимова по плечу и произнес:

— Пошли в отделение. Нас ждут великие дела.

— Сейчас приду, я быстро, в прозектуру мне нужно, срочно. Минут двадцать, и я на месте.

Курдюмов пожал плечами и вошел в приемное отделение.

Анисимов же поймал себя на мысли, что разгадка его Риты была всегда очень близко от него. Только он ее не видел или же упускал из виду. Прозектура! Вот где была вся необходимая информация. О чем он думал столько времени! Мог же сразу по свежим следам узнать. Ту, которая поступила вместе с его Ритой-Ольгой, кто-то забрал и похоронил. Есть адрес. В прозектуре есть адрес.

Конечно, и эта ниточка может быть ложной, но чем черт не шутит.

ЧАСТЬ 28 Расследование продолжается

Два санитара курили на улице около морга. В патологоанатомическом отделении тишина и покой: если б муха пролетела — ее бы слышно было. Вскрытий нет, в лаборантской колдуют над срезами, а врачи все в ординаторской, микроскопией заняты.

Толика встретили удивленно.

— Анатолий Сергеевич, с чем пожаловал? Мы CITO-биопсию во время операции дали. Там все норм. Опухоль вы всю убрали. — Зав отделением не мог понять причину появления Анисимова.

— Да я по другому вопросу, Владимир Владимирович. Поговорим?

Заведующий встал из-за стола, выключил подсветку микроскопа и вышел вместе с Анисимовым в коридор.