ЧАСТЬ 32 Александр Сергеевич Данилов
Александр Сергеевич Данилов еще раз осмотрел кабинет перед тем, как положить ключи в пустой ящик письменного стола. Сдержанная, но богатая обстановка, призванная внушить уважение посетителям. Дорогая дубовая мебель. Массивный письменный прибор на зеленом сукне стола, плотные шторы на окнах, родное кресло с высокой спинкой, диван кожаный…
Все надежно, удобно, знакомо до мелочей, до половины шага. И вот, невероятно, но факт — многолетняя дипломатическая миссия Данилова в Генеральном консульстве России в Гамбурге завершилась, ничто больше не держит его в Германии.
Заявление об уходе по собственному желанию. Просьба освободить…
Если бы можно было повернуть время вспять, стал бы он так цепляться за работу, превращаясь в заложника регламента и обязательств? Вероятно — да. Инерция срабатывала, привычка.
Крепко повязанный чувством долга и подписками о том, чего нельзя, он не тяготился этим. Год за годом выполнял работу на том месте, где оказался. Многим оно показалось бы пределом мечтаний, Александр спокойно относился к своему положению.
За годы пребывания юристом Гамбургского консульства он привык к ограничениям в личной жизни. Не слишком часто вспоминал о России и вполне доволен был всем, что происходило. Никакой ностальгии или мучений по поводу романтической любви. Нет ее и ладно, можно найти в жизни другие цветы, как говорил Франциск Ассизский.
У Данилова была крепкая положительная семья, красивая умная жена, послушные дети, стабильный доход. По всем анкетам он выходил исключительно правильный служащий дипломатической миссии.
Гамбург в какой-то степени стал ему родным. Или не стал? Жаль уезжать?
Александр всегда считал, что где живет — там и дом, была бы уверенность в завтрашнем дне. Но это раньше. На данный момент не было у него никакой уверенности даже в дне сегодняшнем. Ни работы, ни семьи не было. Одно с другим связано — об этом Данилов прекрасно знал, когда согласился на расторжение брака. Сожалел он только об одном — поздно произошло все это, слишком поздно.
Память о несостоявшейся любви жила в нем. Нет, не тревожила, не мучила угрызениями совести. Это была тихая безнадежная любовь, обиженная на то, что ей не дали раскрыться.
С того дня, как Александр познакомился в конном клубе с девушкой по имени Майя, прошло меньше года, а как изменилась жизнь! Можно сказать, она обрушилась.
Но какое это имело значение, если Майя умерла.
Уезжал он ниоткуда, направлялся в никуда. Вещи уместились в машине, ничего, кроме одежды, ноутбука и внешних накопителей с личными файлами, он с собой не взял. А что и нажил? Квартира казенная была, обстановку перевезла к новому мужу бывшая теперь уже жена. И остался Данилов Александр Сергеевич ни с чем. Ну разве что “Круизер”, тот самый, на котором он ездил в Россию, на него был записан.
Да, наделал он тогда с “Круизером” шуму в поселке Майи. Грустная улыбка скользнула по лицу Александра — не думал он о Майе как о мертвой.
Странное было у Данилова чувство, будто звала она его настойчиво. Снилась часто.
Он мог бы ничего не менять, закрыть глаза на дурацкую интрижку жены, не доводить до развода, сохранить работу. Об этом, желая сохранить опытного работника, не просто намекал, а открыто говорил Александру генеральный консул. Но Данилов не слушал. Странное и необъяснимое стремление гнало его неизвестно куда, но прочь от привычного. И он использовал первый же предлог, чтобы разрушить свою устоявшуюся жизнь.
Сначала он не собирался в Петербург. Думал, что поедет к друзьям в Финляндию. Но письмо от незнакомого человека, каким-то образом связанного с Майей, решило дело.
Данилов не был суеверен, не читал “знаки”, но, получив весть из России, сейчас же перезвонил по указанному для контактов номеру.
Ответил мужчина, тот самый что и писал. Говорил сначала по деловому спокойно, про Лаки. Потом занервничал, Данилов понял так, что это сотрудник конюшни. Лаки будет участвовать в каких-то соревнованиях и надо разрешение владельца. Мужчина, которого тоже звали Александр, готовился уговаривать и убеждать. И почему он так был уверен, что Данилов откажет? Вопрос выеденного яйца не стоил — достаточно было факсимиле, переслать электронную подпись, но Александр Сергеевич сказал, что приедет сам и на месте будет разбираться.
В чем разбираться? И так все ясно… или он повод ищет, чтобы поехать туда?
Чувство вины не оставляло его, а сейчас когда он дал себе волю, то захлестнуло все остальные. Ну как можно было не понять? КАК? Оказаться настолько слепым. Снова и снова он прокручивал в памяти те дни, что провел с Майей. Час за часом, минуту за минутой. Во всех подробностях восстанавливал их и все больше находил подтверждений о своей слепоте и глухоте. Бледность, оцепенение, замкнутость — все это было от боли! И от страха смерти. Как же он не понял и оставил девочку один на один с темнотой небытия.
Глухое беспросветное отчаяние отупляло все прочие чувства Данилова. Исправить можно все, кроме смерти, а Майя умерла.