Самое странное, что мне действительно ведь было не противно. Не неприятно. Я не соврала, когда ответила ему на этот вопрос, потому что… Ну, потому что мы ведь оба никогда не считали друг друга братом и сестрой и вообще хоть какими-то родственниками. Мы всю жизни были чужими людьми, которые терпеть не могли друг друга, потом не виделись год и внезапно подружились.
С Ярославом здорово, правда. С ним классно проводить время, болтать обо всем подряд, и главное, с ним вообще ничего не страшно. Он делает для меня столько хорошего, что это отзывается в душе каким-то немыслимым теплом.
Именно поэтому я не особенно понимаю, как на все это реагировать. С одной стороны, все это до ужаса неправильно и странно. С другой же… разве неправильно?
За этими мыслями мне всё-таки удается уснуть, и просыпаюсь я уже ближе к вечеру. В доме звенящая тишина, и я даже думаю, что Ярослав куда-то ушел, пока не спускаюсь вниз и не нахожу его дремлющим на диване в гостиной.
Он очень смешно обнимает подушку и мне внезапно хочется оказать ему хотя бы долю той заботы, что он оказывал мне.
Я чувствую себя лучше после такого долгого сна, поэтому мне хватает сил на то, чтобы снова подняться наверх, взять теплый плед и спуститься обратно, чтобы накрыть Ярика и дать ему еще немного поспать.
Я подхожу к нему тихо и осторожно накрываю пледом, но он тут же открывает глаза и мы застываем в этой неловкости на бесконечно долгие пятнадцать секунд.
Он смотрит на меня снизу сонным взглядом, я стою над ним, сжимая в кулаках края пледа и не отвожу от него взгляда.
Что между нами творится?
— Я не хотела тебя разбудить, — говорю негромко, — только укрыть, чтобы ты не замерз.
— Спасибо, — отвечает смешно хриплым ото сна голосом. — Я не планировал засыпать, но как-то само вышло.
— Ты очень мило пускал слюни на подушку, — решаю я подшутить над ним и разрушить эту дурацкую неловкость. Отхожу от него на пару шагов и направляюсь на кухню, чтобы заварить чай. Не могу же я вечно лежать и пользоваться добротой Ярика, в конце концов.
— Ты тоже довольно мило храпела, — подкалывает в ответ, проходя вслед за мной на кухню. Я только фыркаю и показываю ему язык, решая ничего не отвечать. Я ведь знаю, что не храплю. Надеюсь. — Хорошо себя чувствуешь?
— Да, спасибо, уже лучше. Во многом благодаря тебе.
— Док приедет через пару часов с капельницей, — говорит мне Ярик, ничего не отвечая на мою реплику. — Завтра должна быть совсем огурцом. А сейчас надо поесть, — он подходит к плите и включает ее, видимо, собираясь разогреть мне ужин.
— Я сама накрою, ладно? И, может… посмотрим какой-нибудь фильм?
Я просто не знаю, как еще мы можем избавиться от этой неловкости, витающей в воздухе после всего. Я не виню Ярослава и не собираюсь ссориться от произошедшего. И темы для разговора заводить тоже не буду. Захочет — сам поговорит. А пока мы будем просто жить, наверное, это лучший вариант.
И следующие два дня мы действительно просто живем. Ярик даже работу берет на дом, говоря, что пока не может меня оставить одну, и потом показывает мне всякие прикольные штуки на своем ноуте, пока делает важные задачи.
Мы смотрим фильмы вечерами, долго выбирая и споря, что же включаем сегодня, вместе ужинаем и завтракаем, даже болтаем о детстве, родителях и друзьях.
Он обещает познакомить меня со своими, кстати. Почему-то называет их гопниками, но если они все такие же гопники, как сам Ярослав, то эта компания мне точно должна понравиться.
Ярик очень много шутит, постоянно поднимая настроение, когда на меня накатывает грусть от произошедшего со мной, и не дает грустить ни минуты.
Он ударяется рукой об стол случайно, сбивая только начинающие заживать костяшки, а потом шипит от боли, когда я берусь это всё обрабатывать, не понимая, как можно было так драться, чтобы сбить кулаки настолько сильно.
Он говорит мне, конечно, что подрался со стеной, но я ему мало верю.
И если я обычно против драк и вообще не могу на такое смотреть, то тут… Мне почему-то не страшно думать о том, что он мог кого-то избить ради меня. Хотя несомненно это не лучшее решение проблемы. Но после того, когда я думала, что просто умру на своей кровати той ночью, я решаю засунуть свои принципы далеко и надолго.
А утром следующего дня приезжают родители. И мамино чувство вины за то, что она уехала и бросила меня одну тут чуть ли не умирать витает в воздухе слишком густой смесью.
Слова о том, что со мной был Ярослав, который сделал все, для того, чтобы мне стало лучше, она почти не слышит, хотя находит пару секунд для того, чтобы обнять его и поблагодарить.
— Всё еще не понимаю, что с тобой могло случиться, — причитает мама, ощупывая моё лицо, чтобы понять, нет ли у меня температуры. Сумасшедшая женщина.