Любовь всегда права

– И не сомневаюсь, – продолжала трещать Скай. – Тем более ты был так добр и терпелив с дедушкой. Он приезжал меня навестить. Уверена, что это все благодаря тебе, это ты на него воздействовал. А когда он поговорил еще и с Гектором, то понял, что у нас все действительно серьезно. И тут Гектору предложили работу, и это решает все проблемы. Мы уедем на три года, а к тому времени, когда вернемся, все успеют забыть о нас, я имею в виду этот скандал и все прочее. Тебе не кажется, что это какой-то перст судьбы?

– Безусловно, – согласился Норман. – А что ты будешь делать до отъезда?

– Ну, я ненадолго съезжу в Гленхольм. А можно мне будет потом пару недель пожить на Белгрейв-сквер? Надо купить кое-что из одежды и все такое. Впрочем, ты и сам знаешь, что такое свадьба, – приходится одновременно делать тысячу разных дел! Так мне можно пожить на Белгрейв-сквер?

– Можешь делать все, что тебе угодно, – согласился Норман.

– Надеюсь, Карлотта не будет против? – спросила Скай.

– Она будет в восторге, – сухо ответил Норман.

– Кстати, как она? Надеюсь, вы с ней счастливы. Мы с Гектором так жутко завидовали вам в день в вашей свадьбы, что едва не умерли от зависти. И с тех пор только и делаем, что говорим и думаем о вас.

– Очень мило с вашей стороны, – поблагодарил Норман.

Скай почувствовала в его голосе некоторое напряжение.

– Надеюсь, у вас все в порядке? – спросила она.

– Разумеется, а что? – сказал Норман.

Судя по всему, этот ответ ее не убедил.

– Мне так хочется, чтобы вы были счастливы, – проговорила она. – Я люблю тебя больше всего на свете после Гектора. И ты сам это прекрасно знаешь.

– Спасибо тебе, – ответил Норман. – Кстати, у меня тоже есть новость, которая должна тебя заинтересовать. Я решил усыновить мальчика.

– Усыновить? – удивилась Скай. – А почему?

Норман рассказал ей про Билли, и хотя та больше ничего не сказала, по ее вопросу и интонации, с которой она это проговорила, он догадался, что Скай сочла это решение довольно странным, учитывая, что со дня их с Карлоттой свадьбы прошло чуть больше недели.

Наконец Скай попрощалась, и Норман повесил трубку. Какое-то время он лежал в постели совершенно неподвижно.

Он размышлял, но не столько о новостях, которые она ему сообщила, не о том, что Скай наконец обрела свое счастье, он задумался о собственной жизни и о ребенке, которого решил взять под свое крыло.

Норман уже давно подумывал о том, что пора бы завести детей. Особенно остро это желание посещало его последние годы. Он мечтал, чтобы дом наполнился детскими голосами. Это желание было даже сильнее желания материального успеха. Брак с Эвелин принес ему лишь горькие разочарования.

И хотя, женясь на ней, он любил только ее саму и вообще не думал о детях, позднее, когда он всей душой привязался к Скай, Норман почувствовал, как ему хочется сына.

Где-то в глубине его души все еще было живо восхищение Карлоттой, уверенность, что она – сильная личность, а не просто смазливая куколка, что она, такая молодая и красивая, станет идеальной матерью для его ребенка.

Но рана, какую она нанесла ему в брачную ночь, оказалась слишком глубока, гораздо глубже, чем Норман был готов признаться даже себе самому.

Карлотта разрушила не только все, чего он добивался несколько месяцев – с той самой минуты, как увидел ее, – но и весь тот воздушный замок, который он воздвиг в своей душе за долгие годы одиночества и раздумий.

С тех пор как умерла его мать, у него, в сущности, никогда не было дома. Совместная жизнь с Элис так и не стала для него тем же, чем была бы жизнь с матерью или настоящей женой.

Вот почему Норман так надеялся обрести в Карлотте те же черты, ту же нежность, какие отличали его мать в последние годы жизни. От женщины, которую он любил и которая любила бы его, Норман ожидал не только нежности, но и страсти, материнской отзывчивости и понимания, а также способности дарить любовь.

Норман был очень застенчив. А после брака с Эвелин он вообще стал с опаской относиться к женщинам, сторонился их.

И теперь в том, как Карлотта пыталась заново завоевать его любовь, он увидел западню, желание овладеть им, унизить, подчинить своей воле.

И он поклялся себе, что отныне любви для него не существует. Дважды чувства обманули его, и он не позволит, чтобы это произошло еще раз, внесло сумятицу в его жизнь, сделало его несчастным.

Гордость, о существовании которой у себя Норман даже не подозревал, подсказывала ему, что никто не должен узнать, что он в очередной раз совершил ошибку, женившись не на той женщине.

Правда, для этого придется делать хорошую мину при плохой игре, скрывая от всех свое горе. Нет, никто ничего не узнает, и они с Карлоттой в глазах окружающих по-прежнему останутся прекрасной супружеской парой.

– Она вышла за меня из-за денег, – в ярости твердил себе Норман. – Ну хорошо, пусть берет свои деньги. Пусть у нее будет все, что только захочется.