Любовь всепобеждающая. Проповеди, произнесенные в России

Кто был вокруг Христа на Тайной вечери? Апостолы. А в Гефсиманском саду Христос остался один, потому что ни у кого из них не хватило человеческой крепости бодрстовать с Ним один-единственный час. И на Голгофе Христос был только с Матерью Своей и с апостолом Иоанном; несколько женщин, верных сердцем, стояли поодаль — а апостолов там не было: страх их сковал.

И гефсиманская ночь, и Голгофа являются частью совершаемой нами Божественной литургии, потому что она собой представляет то, что было тогда. Это была страшная ночь, когда человек Иисус Христос, как Его называет апостол Павел, когда наш Господь по Своему человечеству ужасался перед грядущей смертью; и однако, сверх человечьих сил, побеждая человеческую немощь совершенной верой, совершенной любовью и к Богу и к людям, Христос Себя отдавал. Неужели,— говорил Он,— Мне молиться о том, чтобы Меня минул этот час? Разве не для того Я пришел?.. И о чаше молился: Если только можно, да минет Меня эта чаша, однако не по Моей воле, — по Твоей, Отче, воле да будет... В эту ночь Христос Себя принес в жертву; Он всего Себя отдал за нас, ради нас, для нас. И потому Он и является единственным, Кто может принести эту священную, страшную жертву алтаря, когда хлеб делается Плотью Его, когда вино делается Его Кровью и когда они возносятся за нас перед Богом, как закланный, убитый Агнец. Он нас искупил; Он за нас отдал жизнь; с нас — никто не может спросить этой жизни; как страшно стоять и видеть: ведь совершающееся здесь — это то, что было на Тайной вечери и в Гефсиманском саду и на страшной, трепетной Голгофе.

Мне рассказывал один священник, как в молодые свои годы, в момент подавленности, бессилия, уныния он должен был совершить Божественную литургию. Он начал служить — и его охватил ужас, что этого он сделать не может, что он недостоин, что он не может даже слов произносить, которые произносили святые, что он не может коснуться святыни. И тогда он обратился к Богу и сказал: Господи Иисусе Христе! Ты — Первосвященник Церкви нашей: встань Сам и соверши то, чего я не дерзаю, не смею совершить... И вдруг он почувствовал, как между ним и престолом кто-то встал; ему пришлось отступить назад, и он ощутил, что стоит — Христос, и что вновь, как на Тайной вечери, Он совершает службу, — а священник только повторял священные слова в слух народа, зная, что их произносит с властью, творчески, спасительно Сам Господь; и что веет в алтаре и над этим храмом, и живет в храме и в людях собравшихся — Дух Святой, претворяя землю в небо.

Вот перед чем мы стоим каждый раз, когда мы совершаем Божественную литургию или присутствуем на ней. Мы — Божий народ; через крещение мы стали Телом Христовым, Он нас признает за Своих, за живых членов живого, многострадального, распятого, умученного, умершего, но и воскресшего и вознесшегося во славе Тела Своего. Он нам дал Духа Своего Святого, Который живет в Церкви и Который животворит каждого из нас — и в теле нашем, и в душе нашей.

Церковь — дивное место; это место, где Бог и Его народ — вместе, соединены одной любовью, соединены несокрушимой любовью Бога к нам. Пусть наша любовь и некрепка, пусть колеблется она; но Божия любовь стоит и не колеблется никогда. Церковь — страшное место и дивное место; Церковь — это место встречи с Живым Богом; это место, где мы Богу — свои. Как мы должны относиться и к храму и друг ко другу! Ведь каждый из нас — Божий; каждый из нас Богу настолько дорог, что Он отдал Свою жизнь для каждого; не для всех "оптом", а для каждого порознь.

В житии одной святой рассказывается о том, как один священник, смущенный грехами окружавших его людей, обратился к Богу: "Господи, неужели Ты не накажешь их?!" И явился ему Христос и сказал: " Не проси о наказании; для каждого из них Я готов вновь воплотиться и вновь пройти через всю жизнь, через все страсти, через всю смерть и сошествие во ад". Вот как каждого из нас любит Бог, что каждый из нас для Него значит. Неужели мы не можем приобщиться друг по отношению к другу этой дивной Божественной любви? Неужели мы будем относиться друг ко другу иначе, чем Бог к каждому из нас относится? Неужели мы не в состоянии, не в силах признать друг во друге брата, сестру, родного, своего? На словах это мы делаем; минутами, когда вдруг просветлеет сердце, это нам под силу; а потом? Как мы делаемся страшно жестки, бесчувственны, безразличны — а порой и жестоки друг ко другу! Как мы другого отстраняем со своего пути... Как мы проходим мимо чужого горя и нужды... Как мы не умеем всем сердцем радоваться на чужую радость... А вместе с тем, тот, кто стоит в храме рядом с нами — брат, сестра, единокровный со Христом, дети Того же Бога, братья Христу, сестры Христу... Разве мы не научимся от этого?