Любовь живет три года

– Ну, у меня то с женщинами получается кое что получше детей: я от них произвожу на свет книги, – назидательно сообщаю я, подняв палец.

Мы косимся на официантку. Аппетитная штучка в коротеньком болеро, матовая кожа чуть подернута пушком, большие черные глаза, горделивая осанка, неприступный вид индейской скво.

– Она похожа на Алису, – говорю я. – Если я пересплю с ней, то все равно сохраню верность.

Алиса осталась в Париже, она приедет ко мне через неделю.

Через шесть дней будет ровно три года, как я живу с ней.

III День X – 5

Официантку в платье с голой спиной зовут Матильда. Хоро о ошая девушка. Жан Жорж спел ей песню Гарри Белафонте: «Matilda she take me money and run Venezuela»29.

Я, пожалуй, мог бы в нее влюбиться, если бы не скучал так сильно по Алисе. В баре «Сес Рокес» мы пригласили ее потанцевать. Она хлопала в свои матовые ладошки и покачивала бедрами, длинные волосы колыхались. У нее были небритые подмышки. Жан Жорж спросил:

– Простите, мадемуазель, мы ищем, где бы переночевать. У вас не найдется местечка, por favor?30

Она носила тонкую золотую цепочку на талии и такую же – на лодыжке. Жаль, но Матильда не взяла наши деньги и не сбежала в Венесуэлу. Но косяки с нами крутила, пока все мы не уснули под открытым небом. У нее были длинные ловкие пальцы. Она старательно лизала папиросную бумагу. Кажется, нас всех забрало, даже ее.

Когда мы вернулись в Касу, Матильда сграбастала мой член. Киска у нее была огромная, но мускулистая и пахла каникулами. Ее волосы воняли коноплей. Она орала так громко, что Жан Жоржу пришлось занять ее рот, чтобы заткнулась; потом мы поменялись местами, а в итоге дружно эякулировали на ее большие крепкие сиськи. Я кончил и тут же проснулся – весь в поту, умирая от жажды. Настоящему отшельнику не следует увлекаться экзотическими травками.

Через пять дней будет ровно три года, как я живу с Алисой.

IV День X – 4

Мужчина без женщины дичает: несколько дней одиночества – и он перестает бриться, мыться, урчит по звериному. Человеку понадобилось несколько миллионов лет, чтобы прийти к цивилизации, а вернуться в неандертальское состояние можно дней за шесть. Я все больше похожу на обезьяну. Чешу между ног, ковыряю в носу и ем козявки, хожу раскорякой. За столом набрасываюсь на жратву, ем руками, закидываю в себя, как в помойку, все подряд: колбасу со жвачкой, сырные чипсы с молочным шоколадом, кока колу с вином. После еды рыгаю, пукаю и харкаю. Вот вам портрет молодого французского писателя авангардиста.

Алиса явилась сюрпризом. Она закрыла мне руками глаза на рынке в Моле, хотя я ждал ее приезда только через три дня.

– Угадай, кто это?

– No se31. Матильда?

– Мерзавец!

– Алиса!

Мы упали друг другу в объятия.

– Ну ты даешь, вот это сюрприз так сюрприз!

Черт, кто меня тянул за язык?

– Признайся, ты ведь не ждал меня, а? Кстати, кто такая Матильда?

– Да так… Жан Жорж вчера подцепил аборигенку.

Если это и не называется счастьем, то, во всяком случае, очень на него смахивает: мы лакомимся местной ветчиной на пляже, вода теплая, Алиса загорела, и глаза у нее стали совсем зелеными. После обеда мы ложимся вздремнуть. Я слизываю морскую соль с ее спины. Сна у нас ни в одном глазу. Пока мы занимаемся любовью, Алиса мне перечисляет, сколько парней в Париже умоляли ее бросить меня. А я подробно рассказываю вчерашний эротический сон. Почему у всех женщин, которых я люблю, такие холодные ноги?

Жан Жорж с Матильдой присоединяются к нам перед ужином. Вид у них очень влюбленный. Они успели выяснить, что оба потеряли в этом году отцов.

– Но для меня это тяжелее, потому что я женщина, – вздыхает Матильда.

– Терпеть не могу женщин, влюбленных в своих отцов, особенно в покойных, – говорит Жан Жорж.

– Не влюблены в своих отцов только фригидные женщины и лесбиянки, – уточняю я.

Алиса и Матильда танцуют вдвоем – ни дать ни взять, две сестрички кровосмесительницы. Хорошо, мы не успели ничего испортить, расстаемся с сожалением и отыгрываемся каждый у себя в комнате.

Перед тем, как уснуть, я совершаю наконец революционный поступок – снимаю часы. Чтобы любовь жила вечно, достаточно забыть о времени. Это современный мир убивает любовь. Может, тут нам и поселиться? Здесь все недорого. Я буду посылать статьи в Париж по факсу, возьму аванс в нескольких издательствах, время от времени можно проворачивать рекламную кампанию через Интернет… И будем мы подыхать со скуки.

Черт, опять эта тревога. Я чую близкую опасность. Я сам себе осточертел. Вот бы кто нибудь сказал мне, чего я хочу. Никуда не денешься, временами наша страсть становится нежностью. Неужели механизм опять запущен? Надо восполнять эндорфины. Я люблю ее – и все таки боюсь, как бы мы не заскучали. Иногда мы нарочно играем в зануд. Она говорит мне:

– Ладно, схожу ка я в магазин… Скоро вернусь… Я отвечаю:

– А потом пойдем гулять…

– Собирать розмарин…

– Обедать на пляже…

– Покупать газеты…

– Ничего не делать…

– Или покончим с собой…

– На Форментере – умереть красиво можно только одним единственным способом – упасть с велосипеда, как певица Нико32.