Любовь зла

В редакцию мы вошли, распространяя стойкий аромат пива. Виктор держал под мышкой полуторалитровую бутылку с минеральной водой. У Маринки глаза на лоб полезли, когда она увидела его, опухшего и нездорово бледного. «Это же надо так надраться!» – отчетливо читалось в ее взгляде. Она презрительно хмыкнула и, не поздоровавшись, продефилировала мимо в другую комнату.

– Чего это она? – удивился Виктор.

– Она же звонила тебе этой ночью, и, наверное, ей очень не понравилось то, что она услышала.

– Звонила мне? Этой ночью? – не веря своим ушам, переспросил Виктор.

– Ты что, не помнишь? – настала моя очередь удивляться.

– С тех пор как я ловко обошел милицейский патруль и подошел к дому, память мне частично отказывает, – признался он.

– А то, что я звонила, помнишь?

– Смутно. Что же я ей такого наговорил?

– Скорее всего, ничего. В этом-то и проблема.

Я сочувственно вздохнула, в глубине души ощущая себя виноватой. С Маринкой, когда она чем-то обижена, нужно столько терпения… Сначала она действительно чувствует себя несчастной, а немного оправившись, с возрастающим в геометрической прогрессии удовольствием начинает наблюдать, как вокруг нее носятся, кудахтая и хлопая крыльями.

Но в любом случае в подобный промежуток времени добрая и смешливая Маринка становится таким деспотом, что все грандиозные тираны прошлого рядом с ней представляют собой достойное жгучей жалости зрелище. Но людей сближают общие проблемы, вспомнила я.

– Вчера мне звонила Александра, – оповестила я. – Она утверждает, что против нас готовится заговор.

Ромка и Виктор повернулись ко мне, в дверном проеме я увидела, какой настороженный взгляд в соседней комнате стал у Маринки.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Стопорецкий давно точит на нас зуб, сами знаете. Не просто же так он вчера заходил.

– Как он сказал? – Ромка напрягся и попытался изобразить самодовольную физиономию нашего незваного гостя. – «Я здесь от лица возмущенной общественности». – И хотя мимике его не хватало многолетней изощренной отточенности бывалого управленца, получилось очень даже похоже.

– Перестань, – предостерег Виктор. – Не дай бог, напугает кто, таким и останешься. Я тебя тогда сам убью.

Как легко мы кидаемся такими словами, с тоской подумала я. И к чему это потом приводит? Потихоньку я уже начинала злиться на безответственное поведение Кряжимского, который влип черт знает во что и спокойненько уехал отдыхать, оставив нас расхлебывать заваренную кашу.

– Глупо с его стороны было приходить самому, – появилась из своего убежища Маринка. – Если уж он действительно решился в отместку вредить нам, то спокойно мог бы делать это исподтишка, для начала присылая к нам саму возмущенную общественность. А так можно вполне нарваться на протест и обвинение в угрозах и незаконном воспрепятствовании деятельности журналистов.

– И ограничении свободы средств массовой информации, – поддакнул Ромка.

– Думаю, он просто не мог отказать себе в удовольствии порисоваться и самолично попугать нас тут.

Примостившийся подальше от солнечного света Виктор только поморщился.

– А что-нибудь Александра еще сказала? Более конкретное? – полюбопытствовал Ромка.

– Почти ничего. Только то, что Стопорецкий начал собирать все жалобы, которые когда-либо были поданы на нас. Наверное, ищет, за что зацепиться.

– На любую газету подают столько жалоб, – заметила Маринка. – В прошлом году, например, нас обвиняли в том, что мы покрываем кровавые эксперименты, проводимые инопланетянами, и сваливаем всю вину за эти зверства на несчастных невинных маньяков. Помните? А меня лично – в кодировке народных масс посредством зашифрованных в печатном тексте сигналов и сочетаний.

Я отлично помнила Все эти несуразицы, и, надо сказать, Маринка себя немного недооценивала. Она была профессиональным филологом, и тексты, составленные ею, действительно обладали силой мощного психического оружия, всегда находя широкий отклик.

– Это, конечно, тоже. Но он, скорее всего, будет выискивать жалобы на нарушение тайны частной жизни, превышение полномочий и неосторожность высказываний.

– Ничего он не найдет, – отмахнулся Ромка. – Мы были осторожны.

Я улыбнулась. Не подумайте, пожалуйста, ничего плохого, но порой работа в прессе требует некоторого отступления от формальностей.., именно от формальностей. Не больше. Газета была моим детищем, а когда дело касается детей, мы часто становимся идеалистами. Их надо беречь, у них еще все впереди, и им немножко больше можно.

– Но Александра все же сочла нужным нас предупредить, – напомнила я, спрыгивая со стола. – Так что, если за кем-то есть какие-то хвосты… – грозно сказала я.

Ромка полез под стол. Он представлял разительный контраст со всеми нами, не выспавшимися по разным причинам.

Глава 5