Любовь зла или Как полюбить козла (СИ)

Отмахаться от провожатого в лице кожевника Карла я так и не смогла, поэтому всю дорогу до дома чувствовала себя арестантом, конвоируемым в тюрьму. Нет, сам по себе кожевник был очень даже неплохим соседом и отменным мастером, но при этом слыл самым большим угрюмцем в городе. От него никто и никогда не слышал больше трёх слов за встречу, правда, встречались счастливчики, утверждавшие, что смогли развести Карла на целых пять слов, помимо традиционных «здр», «ну», «пока» ещё и «ого», и «бр». Я к таким счастливчикам не относилась, в моём присутствии кожевник замокал намертво, не смея даже дышать излишне громко в компании господарыни ведьмы. Сначала меня это раздражало, потом смешило, а потом я привыкла и стала относиться к молчаливости Карла философски. Ну и что, что молчун, зато мастер самый лучший, и травы в мешочках из его кожи усиливают свои свойства в два раза. Правда, на тёмной улице, борясь со стремительно нарастающей паникой, причину которой я так и не смогла понять, молчание спутника усиливало беспокойство, заставляло всё убыстрять и убыстрять шаг. Последний грязный проулок до дома я вообще бежала, совершенно неприлично задрав юбку аж до колен. Да и ладно, кто меня в такой темноте увидит-то? Карл если только, так он на меня и не смотрит.

Я хватанула ртом воздух (нет, надо было всё-таки бегом заняться, ох, надо!) и закашлялась от дыма. Дыма?! Я замерла как замороженная, настороженно принюхиваясь и не замечая, что стою в луже, и вода просачивается в башмаки. Откуда запах дыма, кому это приспичило среди ночи печь топить? Сердце опять сжала ледяная рука близкой беды. Пахло отнюдь не терпким дымком печи, к нему всегда примешивается аромат свежего хлеба, печёной картошки или сбежавшего из чугунка варева. Этот дым был жирным, бесцеремонно щекочущим горло, выжигающим слёзы из глаз, дым неукротимого огня, вырвавшегося на свободу и теперь уничтожающего всё и всех на своём пути. Я заполошно всплеснула руками и припустила во весь дух к своему домику, отчаянно гоня мысли о том, что это именно он попался разгулявшейся огненной стихии. Быть такого не может, никакого открытого огня я не оставляла, у меня просто нечему гореть!

Едва я выскочила на родную улочку, как меня с радостным рёвом и гулом встретили языки пламени, отплясывающие какой-то дикий танец на крыше моего дома. Нет, этого не может быть, так нельзя, у меня же там Черномор! И зеркало! Я заслонилась рукавом от жара и бросилась к дому, но была перехвачена могучей соседкой, матерью Малийки.

- Куды, дикая, - прогудела баба, легко удерживая меня в своих поистине медвежьих объятиях, - не вишь, чё деется? Мужики пытались пламя погасить, да оно от воды только пуще разгулялось.

- Пусти, - я отчаянно рванулась, чувствуя себя бабочкой, попавшей в паучьи сети, - пусти, у меня же там кот! И зеркало!

- Котик ваш, господарыня ведьма, выбрался, я сама видела, - Малийка переплела пальцы на правой руке, подтверждая искренность своих слов.

- А зеркало чё, безделушка, - прогудела продолжающая меня удерживать мамаша, - из-за него жизней рисковать не стоит.

Из моих глаз, разъеденных дымом и опалённых жаром, помимо воли потекли слёзы. Я всхлипнула, утыкаясь в мягкое плечо как единственное спасение от всех бед и напастей этого мира:

- Вы не понимаете, это зеркало не простое, оно живое, волшебное.

- Ой, - Малийка испуганно прижала руки к щекам, - мамынька, милая, может, сказать мужикам, пусть попробуют…

- Спятила?! – могучий бабий рык заглушил даже рёв огня и треск начинающей оседать крыши. – Вон, крыша уже просела, скоро рухнет, за ней и стены посыплются, в такое пекло соваться, только смерти искать.

Грохот, сопровождавшийся роем колючих искр, подтвердил правоту женщины. Объятая пламенем крыша рухнула, погребая под собой последний призрачный шанс на спасение зеркала. Зеркало… Семейный артефакт, трепетно передаваемый из поколения в поколение от бабушки к самой сильной и талантливой внучке, мой защитник и советник, всегда готовый поддержать весёлой шуткой или взбодрить острым словом. Я зарыдала в голос, вспомнив ехидную старушку, с которой так часто спорила, которая сердила меня, не желая отвечать на глупые суетные вопросы, но при этом давала мудрые советы и щедро делилась накопленными поколениями предков рецептами.

- Ну, милая, не плачь, - прогудела соседка, тяжёлой рукой неуклюже гладя меня по голове, - дом мы тебе всем миром новый справим, травок ишшо насобираешь, лето-то, хвала богам, токо начинается. Да и посудин для твоих зелий мы быстро наберём, всем миром-то долго ли плошек да чашек найти.

Огонь наконец-то стал стихать, стоящая вокруг толпа зашевелилась, зашепталась, ревматически протяжно заскрипел колодезный ворот, заплескалась вода, сердито зашипело заливаемое ей пламя. Там и тут зазвучали грубые окрики стражников, призывающих разойтись по домам и не создавать толкучки. Нечего тут, мол, смотреть, спать надо идти.

- Глядите, в кои-то веки раз стража вовремя пожаловала, - Малийка удивлённо покачала головой, нервно теребя кое-где опалённую косу.