Для большего удовольствия от покраски забора я включил музыку в наушниках, но всё равно уже через час почувствовал, что соскучился по козявке. Это нехорошо, это неправильно — бросать работу на середине ради удовольствия, но что я поделаю, если удовольствие мне выдают очень маленькими низкоконцентрированными порциями? Вот если бы Настёна проводила ночь в моих объятиях — тогда другое дело. Тогда я мог бы потом некоторое время обходиться без её присутствия, а так — я эту одинокую ночь еле выдерживаю. Подрываюсь, как ужаленный, ни свет ни заря и мчусь к ней. Чтобы за день нацедить достаточное количество её внимания.
Она сидела, как всегда, окружённая малявками. Что-то рисовала пальцем на крошечных ладошках и повторяла детские считалки. Я остановился чуть в стороне, наслаждаясь зрелищем, пока меня не заметила та малявка, которая вчера согласилась залезть ко мне на колени. За конфетки. А я опять с пустыми руками.
— Дядя, а ты принёс мне куклу? — спросила девочка с неподражаемым жеманством. Так только дети умеют: быть нелепыми и милыми одновременно.
— Нет, прости, забыл…
— Не вздумай приносить ей куклу! — тихо сказала Настёна, уже заметившая меня и приблизившаяся на приличное расстояние.
— Ладно, — ответил я, трогая её мягко за руку. — Я что-нибудь придумаю.
Тут подскочили другие дети, которые опять понаходили в траве насекомых, и я вспомнил про сачок. Совсем что-то соображать перестал — все мысли одной Анастейшей заняты…
— Ты завтра идёшь к Севе? — спросил я её.
— К Вене. Да, конечно. Мне и сегодня непросто было отпроситься.
— А в детдом? Тебе же, наверное, надо подготовиться… давай я тебя от него заберу и отвезу в салон. Накрасят там, завьют и всё такое…
— Не нужно, я сама. Девчонки помогут.
— Девчонки! — усмехнулся я. — Они у тебя профессиональные визажисты и парикмахеры?
— Сегодня же у них хорошо получилось…
Мне показалось или она кокетливо похлопала ресницами?! Моя Настёна умеет заигрывать???
— Хорошо… — хрипло проговорил я. — Но мне кажется, что это не их заслуга.
— А чья?
— Просто ты хорошенькая.
— Яр…
— Хватит уже комплексовать и не верить мне! Ты — симпатичная, но — представляешь себе, какая там ярмарка тщеславия на этом приёме будет?
Девушка пожала плечами:
— А я не тщеславная и в выставке участвовать не собираюсь.
Ррр! До чего упрямая…
Ну ладно, будет время побродить по магазинам. И ещё — приду сюда пораньше и весь забор докрашу.
— Если у тебя так много свободного времени, можно заняться учёбой, — предложила здравую мысль Настёна.
Я нахмурился:
— Не представляю, с чего начать.
— У тебя есть какие-нибудь учебники?
— Откуда?
Девушка осуждающе покачала головой, а потом выдала неожиданное:
— Ты был очень плохим мальчиком, да?
По моей спине пронёсся целый табун мурашек.
— Да, Анастасия Сергеевна… — ошарашенно пробормотал я. И потом добавил совсем уж еле слышно, но наклонившись к ней: — Отшлёпаете меня?
Настя расхохоталась так, что даже закашлялась до цвета помидорки и слёз в глазах.
— Думаю, уже поздно.
Наоборот, самое время! Воображение тут же взялось подкидывать горячие картинки с Анастейшей в садо-мазо костюмчике. Но — они рассыпались, не успев собраться. Ну не её это, она слишком хорошая. И я не хочу портить её светлый образ грязными фантазиями. Уверен, когда придёт время, она покажет мне… свой личный стиль, и он будет ничем не хуже, а может, и приятнее всего, что я пробовал раньше.
Мы отлично провели вечер, играя с детьми. Я учил пацанов подтягиваться, поддерживая их за талию, и девчонки тоже просились попробовать. В итоге, к концу дня мои руки устали так, как будто я нехило пожал в тренажёрном зале.
Отвёз Настёну в общагу и опять поцеловал на прощание.
— А ты меня… поцелуешь? — спросил её, не в силах оторваться и убрать руки.
— Яр…
— Что? Ну что — Яр? Нельзя, что ли, поцеловать друга? Ты с девчонками своими целуешься при встрече? С родственниками?
— Да…
— Ну, значит, и со мной можно. Чем я хуже?
Настя закатила глаза:
— Ох, и хитрющий ты, Яр. Кому угодно зубы заговоришь…
Она улыбнулась и чмокнула меня в щёку.
— И в другую!
Спорить не стала.
— И ещё хочу… — подставил я снова первую.
— Ну уж нет!
— Вредина!
— Избалованный мальчишка!
"Люблю тебя!" — вдруг впервые в жизни завертелось у меня на языке. Но я смолчал, стиснув зубы.
Однако чувства, кажется, отражались на моём лице — козявка уставилась в него, не моргая. Растроганно, испуганно, ласково. Как будто я её воспитанник из детдома или даже тот инвалид, которого ей жалко до нежности. Это же надо было так феерично вляпаться…