Любовная игра. Книга вторая

— Нет! — выкрикнула она ему в лицо, страстно желая нанести удар, ранить его. Если бы у нее и в самом деле в руках был кинжал, она, ни секунды не колеблясь, вонзила бы его в это крепкое мужское тело, которое могло легко победить ее. — Нет, что бы вы не делали, я не захочу вас! — Ее глаза влажно мерцали, яркие от крайнего отчаяния, которое легко могло сойти за ненависть. Сара сама не узнала своего резкого смеха: — Знаете почему? Даже если вы возьмете меня, даже если вам удастся возбудить мое тело, я закрою глаза и буду представлять себе кого-нибудь другого — неважно кого. Вы понимаете? Я предпочитаю сама выбирать себе любовников, синьор герцог! И случилось так, что вы не мой тип. Я ясно выразилась?

Во внезапном напряженном молчании, которое последовало за этим неистовым взрывом, все, казалось приостановилось, даже ее дыхание. Сара обнаружила, что она не в силах оторвать своих глаз от его, наблюдая за тем, как они становятся такими же жесткими, как вулканическое стекло. Каких-либо других изменений в его лице не было. Почему он ничего не говорит? И ничего не делает? Она со стыдом могла почувствовать, как ее сердце начало биться настолько сильно, что она испугалась, как бы он не услышал и не обнаружил, насколько безумно она на самом деле боялась его.

— Вы не слышали того, что я сказала?

Ее голос прозвучал слишком высоко и прерывисто даже для ее собственных ушей.

— Почему же? Я слышал. Находясь так близко от вас, как я мог не услышать?

Его голос звучал любезно. Слишком любезно, что чуть было не заставило Сару отпрянуть в сторону.

— Вы очень ясно выражаетесь и откровенны, когда пожелаете этого, не так ли? Вы совершенная маленькая сука — горячая в один момент и холодная в следующий. Короче, прирожденная проститутка.

Казалось невероятным и даже слегка нереальным, что он мог говорить ей все эти безобразные унизительные вещи тем же небрежным любезным тоном.

Лицо Сары горело, как и все ее тело. Ум приказывал ей сражаться с ним. Сражаться любым оружием, которое она сможет найти, или он победит и унизит ее, наблюдая за ее реакцией с холодной, жестокой улыбкой, которая чуть искривит уголки его губ… Он назвал ее проституткой. Снова.

— Если бы я была… той, кем вы меня называете, то можете быть уверены, что не было бы такой цены, за которую бы вы могли купить меня! И можете быть уверены, что я бы отдалась любому мужчине, которого бы по-настоящему заметила, даже если бы он был мусорщиком!

— Я начинаю понимать, что, несмотря на красивое тело, которое принесло вам столь дурную славу, вы соединили в себе самые худшие черты, какие только могут быть у женщин. Перечислить их вам?

— Я больше ничего не хочу слышать. Пустите меня, я вам говорю!

Он неумолимо продолжал, как будто не слышал ее протестов.

— Вы обладаете слишком горячим темпераментом и злобным языком, и то и другое вы прекрасно умеете усмирять, если хотите задержать одного из ваших многочисленных любовников больше, чем на одну или две ночи. Вы также, совершенно очевидно, холодная, расчетливая, лицемерная, маленькая…

— А вы… просто надутый осел! Изучаете меня сквозь грязный микроскоп своим нестерпимым судейским взглядом, тогда как все это время…

Сара вовремя прикусила себе язык, испуганная тем, что чуть было не сказала.

— Все время… что? Вам следует научиться оканчивать свои предложения.

Под обманчивой ровностью его голоса, казалось, лежали отточенные лезвия.

— Если вы держите меня здесь силой для того, чтобы я слушала ваши оскорбительные голословные утверждения, мне, знаете ли, и в самом деле хотелось бы уйти. Очень неудобно стоять здесь на коленях на твердом холодном полу, если вы не задумали принудить меня принести покаяние в моих разносимых слухами грехах.

На этот раз Марко не старался подавить вырвавшееся у него безобразное ругательство, пока он грубо и бесцеремонно поднимал ее на ноги. Он ожидал, что она потеряет равновесие и упадет на него, но, черт ее побери, она вскочила легко, как кошка, глядя на него глазами, подобными осколкам зеленого стекла, в которых мерцали золотые искры огня. Кто бы мог различить, что таится в их глубине? Глаза истинной кокетки, прирожденной проститутки. И тело под стать. Божественная сука! Покаяние, она сказала?..

— Боюсь, что покаяние существует только для искренне раскаивающихся…

Ей не понравилось ни то, как до низкого рычания понизился его голос в конце фразы, ни то, как опасно вспыхнули глаза при взгляде на нее. Но он, по крайней мере, наконец выпустил ее кисть, и Сара постаралась, массируя ее, с беспечным видом отступить немного назад.

— Вам не стоит утруждать себя деталями. Воображаю, что, попадись я вам в руки, вы бы бросили меня в подземелье и страшно пытали бы до тех пор, пока бы я не призналась во всех воображаемых грехах, в которых вы меня обвинили. — Она подчеркнуто сильно содрогнулась и добавила: — Все, что я могу сказать: благодарение Богу за прогресс! Мы далеко ушли от подобного, беби!

Это была превосходная реплика для ухода. Одновременно грациозная и с чувством собственного достоинства — если бы еще при этом она могла найти свой халат!