Любовная какофония

Людмила Александровна просит предостеречь женщин от любовников, которые стремятся «сидеть за состоятельными женскими спинами». Она просит найти для ее истории заголовок поострее. Может быть, «Скромный Заяц и Состоятельная Спина»?..

Кто настойчиво требует внимания общества к личным делам, в которых нужно бы разбираться только самому, при закрытых дверях, с горьким стыдом каясь в собственных ошибках, тот пребольно сечет сам себя. А поскольку случаи такие нередки, стоит предостеречь от них словами поэта: «Учитесь властвовать собой».

Что же касается эпиграфа со словами Мадзини о двух нотах, без которых не получается правильного аккорда, то на этот раз обе ноты оказались раздирающе фальшивыми, хоть и прозвучали «в очаге высокой культуры», как называет автор письма музыкальную школу, где началась вся эта малоприличная любовная какофония.

ПРОТОШКИНЫ ВЫРЕЗКИ

— Вот, полюбуйтесь, что я нашла у него в кармане штанов!

Вероятно, это непедагогично — проверять карманы своих сыновей. Но некоторые матери утверждают, что иначе им не проникнуть в душу ребенка. У каждого свой способ проникновения.

Так что же обнаружено в карманах у пятнадцатилетнего школьника с затейливым именем Протон?

— Я уже давно замечала, что Протошка что-то вырезает из газет, — говорит она. — Видела, но как-то не было времени поинтересоваться.

Каждый интересуется тем, что ему близко. Мне, например, стало просто жгуче интересно: что же такое вырезает Протошка? Я знаю, одни вырезают стихи, другие — все, что касается радикулита или гипертонии, третьи десятилетиями копят статьи о футболе. Скажи мне, что ты читаешь, и я тебе скажу, кто ты.

Так что же читает пятнадцатилетний школьник Протон?

Она вытряхивает на стол вырезки из конверта.

Я сразу вижу, что он еще не овладел техникой этого дела: на вырезках нет пометок, из какой они газеты или журнала и когда что напечатано. Зато некоторые строки подчеркнуты.

— Как раз подчеркнутое вы и читайте, — взволнованно говорит Протошкина мать.

Я читаю: «…Он сидел, низко опустив золотистую кудрявую голову. Какие мысли роились в эту минуту в этой молодой повинной голове?»…

Она отбирает у меня вырезку, подает другую.

«…Его сильные мужественные руки безвольно лежали на коленях. Юное лицо с мягким мальчишеским ртом осунулось, взгляд голубых глаз был тревожен и будто вопрошал окружающих: «Как я мог это совершить?»

— Вот вам еще, — говорит она.

Читаю: «Все трое молоды, у них легкие спортивные фигуры. Им бы сейчас ставить рекорды в бассейне для плавания или на гаревой дорожке, а они тут, на скамье подсудимых. А в зале их матери, которые смотрят на своих детей полными слез глазами. Им все не верится, что их мальчики могли сделать такое…»

Она уже тянет у меня из рук и эту вырезку о спортивных мальчиках и их огорченных, недоверчивых матерях, но мне хочется узнать, что же «такое» они сделали. Оказывается, в темном переулке лезли к женщине с намерениями отнюдь не джентльменскими, а когда подоспевший на крик прохожий вступился за нее, пырнули его ножом в бок. Пырнули один раз, и не до смерти, потому что не успели пырнуть второй и третий: откуда-то набежали люди.

«…Старшему из них, Вове, 19 лет, младшему, Толе, 16», — задумчиво и тепло, как про внучатых племянников, пишет автор.

— А вот это про девушку, — говорит Протошкина мать.

На этот раз целая статья. Она озаглавлена: «Мраморная Люда засмеялась». Какому же новоявленному Пигмалиону удалось оживить мрамор?

Нет тут никакого Пигмалиона. А метаморфозы есть. Людмила Н. трижды была судима за кражи. На следствиях молчала как каменная (отсюда, видимо, образ автора — «мраморная»); отбывала сроки, выходила на волю и снова принималась за свое. Однажды избила соседку, оторвала ей ухо. И снова молчала, когда ее спрашивали, зачем ей было нужно соседкино ухо. Так и не объяснила. Зато автор статьи объясняет все: «Люда росла в семье, где девочке не уделялось никакого внимания…» (Между прочим, когда она отрывала ухо, ей было уже 29 лет.) Далее автор рассказывает, что Люде не повезло в любви: у нее с некоторыми интервалами было три мужа, но ни один из них не сумел удовлетворить ее духовных запросов. Так, может быть, она, уходя от очередного мужа, наказала его тем, что унесла с собой какую-то часть совместно приобретенных вещей?

«…Нет, не такова Люда! — ликует автор. — От мужей она уходила тоже молча, гордо, с пустыми руками!»