Любовная капитуляция

для нового монарха, и тогда тот придет сюда. Он знал

также, что гнетет Якова, но не было на земле силы,

которая могла помочь отчаявшемуся, ибо мертвым не

дано воскреснуть. И все же присутствие друга,

способного понять силу тщеславия и жажду власти,

подвигшие Якова к действиям, итогом которых стала

смерть отца, могло хоть в какой-то мере облегчить его

страдания.

Яков не слышал, как Донован подошел и опустился на

колени за его спиной, но ему и не надо было слышать,

чтобы знать: друг — рядом. В зале царили сумрак и

тишина, и в течение долгих, длинных минут никто не

проронил ни слова. Потом Яков повернул голову,

пытаясь разглядеть в темноте глаза Донована.

50

—

Мне нужно твое слово, — тихо промолвил

король.

—

Боюсь, оно здесь не поможет, милорд, —

последовал такой же тихий ответ, но в голосе не было

осуждения.

Яков нахмурился.

—

По-твоему, я могу жить со спокойной

совестью... — Яков поколебался, — после того, как по

моей вине отец лишился жизни?

—

В том нет вашей вины. Я свидетель, что вы во

всеуслышание отдали приказ доставить к вам отца

живым и невредимым.

—

Я виновен, потому что я, и никто другой,

положил начало этой цепи смертей, последним звеном

которой стало это подлое, вероломное, кровавое

убийство. Мне еще предстоит научиться жить с

отягощенной страшным грехом душой.

—

Но вы мучаетесь, томитесь, страждете, а когда

человек страждет, он ищет прощения и искупления.

—

Прощения! Но кто же может простить меня?

— Наш Господь, — последовал твердый ответ. —

Он единственный, кто понимает нас до конца и ведает

все, что творится в человеческих сердцах.

Яков на несколько мгновений закрыл глаза, затем

вновь повернулся к Доновану. В его глазах светилось

понимание бренности и греховности человеческой

сущности, суетности всех усилий.

—

Может быть, ты и прав, Донован. Во всяком

случае, сегодня я сделал шаг в направлении того, о чем

ты говоришь.

Донован ждал. Ему было известно, что король выехал

ни свет, ни заря в сильный ливень, запретив кому-либо

51

сопровождать его. Должно быть, в этом заключалось

своеобразное наслаждение — скакать сквозь непогоду,

подставляя лицо дождю и ветру, заглушая голос

совести. Сейчас Донован чувствовал, что Яков хочет

рассказать ему, куда и с какой целью он ездил.

—

Теперь до конца жизни я буду носить

напоминание о моем грехе.

Донован продолжал тихо стоять на коленях, пока

Яков расстегивал камзол и приподнимал рубашку. Под

ней, уже успев натереть кожу до крови, были одеты

железные вериги в добрую половину дюйма толщиной.

Донован хмуро свел брови.

—

Сир!

—

Нет, Донован, это до конца жизни останется со

мной как напоминание о преступлении, совершенном по

моей вине, и будет во время молитвы напоминать о

моем грехе. Я не должен, не должен, не должен

забывать об этом ни на минуту...

Мак-Адам ощутил глубокую жалость, но не проронил

ни слова. Яков вновь обернулся к гробу и погрузился в

раздумья. Донован оставался с королем еще два часа; со

звоном колоколов к Якову, казалось, вновь вернулось

ощущение реальности. Оба поднялись с колен и

покинули аббатство.

Две недели спустя Кэтрин вызвала к себе Эндрю.

Войдя, он обнаружил ее стоящей у гигантского камина и

читающей записку. При его появлении она смяла бумагу

и швырнула в огонь, проследив, чтобы она полностью

сгорела.

Эндрю стоял сзади. Он много дал бы, чтобы узнать

содержание сожженного послания: он по крупице

52

собирал сведения, которые могли быть ему полезны, и

сгоревшая записка, возможно, много могла бы ему дать.

Поднявшись с колен, Кэтрин начала ходить по комнате,

о чем-то сосредоточенно думая.

— Что-нибудь стряслось, госпожа? Вести от брата?

— Нет, Эндрю, нет. — Она остановилась и

взглянула на него. — Мне нужно получить разрешение

от короля или этого... проклятого Мак-Адама на выезд

из города.

—

Исключено.

—

Почему же?

— С какой целью? — спросят вас. Ваше семейство

отнюдь не на добром счету у Якова или Донована Мак-

Адама.

— Тем не менее, я должна ехать.

— Куда?

— В Дайрлтон.

Эндрю был в курсе того, что происходило после

смерти короля. Ему было известно, что небольшие

отряды до сих пор ведут в горах вооруженную борьбу,

что во многих местах вспыхивали бунты, а потому

заподозрил, что Кэтрин узнала об одном из заговоров и,

чего доброго, является его участницей. От этой мысли

он похолодел. У Кэтрин достанет мужества и сил для

борьбы, но как быть с Энн? Если Кэтрин схватят,

девушка останется совсем одна. А потом — что сделает

с Кэтрин Донован Мак-Адам, если уличит ее в заговоре?

Эндрю был свидетелем нескольких визитов, которые

Мак-Адам нанес в дом Мак-Леодов. Всякий раз Кэтрин

отказывалась видеться с ним, и роль хозяйки

приходилось исполнять Энн; большую часть времени

53

Донован, вскользь и походя, задавал вопросы о нем, о ее

брате, о Кэтрин.

—