Любовная лирика классических поэтов Востока

Ночь пришла меня баюкать, но забыться я не мог,
Тень любимой мне предстала, сердце сжалося в комок.
А когда сказал я милой: «О души моей рассвет,
Будь щедра со мною!» — скрылась, не сказав ни «да», ни «нет».
Дай же мне забвенье, Абда! Я пока еще не тень
И не умер, хоть от страсти умираю каждый день.
Так ослаб и похудел я, что, когда к тебе пойду,
Может статься, и от ветра по дороге упаду.
Но смеется над любовью безответною судьба,
Нацепив ошейник с меткой на меня, как на раба.

2

Весь день меня друг упрекал за безумную страсть,
Пустые упреки! О, как тут в унынье не впасть?
Сказал он: «Опомнись!» Но я отвечал: «Никогда!»
Сказал он: «Как видно, вы с нею лишились стыда,
О вас же судачат повсюду!» — «А хоть бы и так,
От встреч отказался бы только последний дурак!»
Грешу, не грешу — что за дело другим до того?
Ведь это касается только меня одного!
Так тюрки, напав, обвиняют хазар за налет…
Святоши! Злословили б лучше на собственный счет!
Дождусь я — и камень, пожалуй, разинувши рот,
В безумстве любви упрекать меня тоже начнет!
Мне хватит того, что сказала моя госпожа,
Чей взор поражает быстрее копья и ножа,
Того, что она, целомудрие строго храня,
Беседу прервав, вдруг сама целовала меня
И так пожимала мне руку, бледнея как мел,
Что след от пожатья ожогом на коже горел.
Когда же вдвоем оставались мы с ней взаперти,
Губами касался я шелка на нежной груди,
И тонкий браслет, зазвенев, тишину разбивал,
Когда я дыханье ее в поцелуе впивал,
Когда ее руки слабели и на пол она
Садилась без сил, как садится за горы луна,
И, плача, шептала: «Бесстыдник, вставай! Уходи!
Свидетель аллах, я пригрела змею на груди!
Откуда узнал ты, что нянюшка нынче уйдет?
Едва она скрылась, как ты постучал у ворот.
Спаси меня, господи, сжалься! Любою ценой
Не дай соблазнителю верх одержать надо мной.
Он трезв, но похож на хмельного, он смел и силен,
Сломал, как игрушку, браслет мой серебряный он.
О, горе мне, горе! Как справлюсь я с этой бедой?
Все щеки уже исцарапал он мне бородой!..
Что сделали б родичи, если б увидели нас!
Тогда и всевышний тебя бы от смерти не спас.
Смотри, что творится с губами! Что делать теперь?
Как в этаком виде открою я матери дверь?
Ах, что с нею будет! Разбойник, что будет тогда?
А люди узнают? Я, верно, сгорю от стыда.
Грабитель! О, как я могла уступить грабежу?
Мать скоро вернется, и что же я, дерзкий, скажу?..»
И я отвечал ей: «Не бойся, о радость души!
„Меня укусила пчела с коготками“, — скажи».
Хотя догадается самый последний осел,
Что больше на свете таких не отыщется пчел.

3