– Привет, моя хорошая. Давай залезай. – Она похлопала по матрасу, и волчица грациозно запрыгнула к ней. Сделав два оборота вокруг себя, она наконец улеглась, пристроив голову на животе своей хозяйки. Элинор удовлетворенно вздохнула и закрыла глаза.
Она должна рассказать Коналлу правду. Они стали супругами, а Коналл много раз уверял ее, что люди его клана примут любую жену, которую выберет он. Поэтому ей нечего скрывать. Будет лучше, если она сама расскажет ему о своем происхождении, причем еще до того, как они отправятся жить к нему домой. Не дай Бог Коналл узнает это от чужих людей. Чем нежнее обращался с ней Коналл, тем сильнее ее мучила совесть. Они все больше привязывались друг к другу, но ложь разъедала ей душу. Ивлин часто думала об этом. И еще о неожиданных изменениях в ее теле.
Тут ей в голову пришла тревожная мысль: она должна сообщить Коналлу о том, что у нее возобновился цикл. Ведь это означало, что им больше нельзя так бездумно предаваться плотским утехам. Последние три недели они вели себя абсолютно свободно, ни в чем себе не отказывая. Ивлин не сомневалась, что Коналлу не понравится предложение вести себя более сдержанно. Честно говоря, Ивлин тоже не хотела отказываться от близости. Ласки Коналла доставляли ей невероятное наслаждение. Ивлин подумала, что у Коналла наверняка было множество женщин, раз он так искусно доводил ее до высшего пика наслаждения.
Но теперь он был ее мужем. И самой трудной задачей было убедить его в том, что они больше не смогут свободно заниматься любовью.
Ивлин почувствовала, что ей опять нужно сходить в туалет. Она бы воспользовалась ведром, стоящем в дальнем загоне, но Элинор уже соскочила с кровати и скребла лапой дверь, просясь наружу.
– Ладно, Элинор, – простонала Ивлин, зевая и неохотно вылезая из-под одеяла. Возле очага она увидела котел, и в желудке сразу заурчало. Наверное, после возвращения нужно немного подкрепиться.
– Бонни, ко мне, – позвала Ивлин, снимая засов. Овечка подбежала к ней, но волчица с тихим рычанием попыталась отогнать меньшее по размеру животное. – Не злись, Элинор, – одернула ее хозяйка.
Когда она открыла дверь, волчица вылетела наружу. Она пересекла поляну, остановилась у лесной полосы и побежала вдоль линии деревьев, подняв нос кверху, что-то вынюхивая в воздухе.
– Он скоро вернется, – крикнула ей Ивлин, направляясь к тому месту, где еще виднелось розоватое пятно.
Но волчица резко пролаяла и исчезла в лесу, прежде чем Ивлин смогла остановить ее. Молодая женщина нахмурилась. Элинор никогда не убегала далеко. Она по-прежнему опасалась своих серых собратьев.
– Элинор! – позвала ее Ивлин, развернувшись лицом к лесу, к стройным рядам серых деревьев, опушенных белым снегом. – Элинор, ко мне! – Она смотрела по сторонам, надеясь разглядеть волчицу, и наконец ее взгляд уловил нечто черное, бегущее в ее сторону. – Давай, девочка! Ты что такое выдумала? Для игр слишком холодно.
Когда Элинор приблизилась к ней, Ивлин затаила дыхание. В зубах было нечто черное и странным образом изогнутое.
– О Боже, – вскрикнула она и бросилась к волчице. – Что ты наделала? Элинор, брось это! Непослушная девочка! – Широко шагая и утопая в снегу, Ивлин встретила волчицу на полпути.
Элинор остановилась и выплюнула черный предмет ей под ноги. «Предмет» начал неуклюже вычерчивать круги на снегу. Волчица залаяла и радостно завиляла хвостом.
«Это тебе».
Это оказался ворон. На его иссиня-черных перьях была кровь, желтый клюв то судорожно раскрывался, то закрывался, одно крыло было искалечено.
Ивлин ахнула и опустилась на колени перед раненой птицей. Бедное создание было едва живым. Ее сердце сжалось.
– Молодец, Элинор, – поблагодарила волчицу Ивлин и, дрожа от холода, стащила с себя верхнюю накидку. Элинор нетерпеливо плясала вокруг нее.
– Тише, маленький, – сказала она ворону, расправляя снятую накидку. Птица погибнет, если не перестанет трепыхаться. В ее маленькой голове все помутилось от боли и страха, и Ивлин сомневалась, что она вообще ее слышала.
Она накинула свою накидку на птицу, и та сразу затихла. Ивлин осторожно приблизилась к ней, укутала и подхватила на руки. Она понятия не имела, как будет спасать ворона, но точно знала, что не может бросить раненую, покалеченную птицу.
Ивлин поднялась, но вдруг на нее накатилась волна тошноты. Она выставила вперед руку, чтобы не упасть. В голову ударила кровь, щеки вспыхнули, и Ивлин стало невыносимо жарко. Но через мгновение тошнота, жар прошли. Она перевела дух, аккуратно взяла укутанного ворона под мышку и направилась к хижине.
Однако Ивлин еще не совершила то, ради чего вышла. Она подошла к тому месту, где справила нужду в прошлый раз, и наклонилась, чтобы положить завернутую в свитер птицу на снег.
Ворон высунул голову и посмотрел на нее искоса одним ярким, блестящим глазом. Потом хрипло каркнул.