#ЛюбовьНенависть

Дело пошло неплохо, и через несколько лет они открыли уже «нормальную» автомастерскую, сняв помещение рядом с автомойкой. Сейчас у них несколько таких мастерских. Не то чтобы это приносило баснословный доход, но я не могу назвать нашу жизнь плохой. Родители никогда не баловали меня, но и нужды я не знала. Клоун – тоже.

В старших группах садика я, как обычно водится, общалась с девчонками, а Даня – с мальчишками, но иногда его переклинивало, и он начинал активно лезть в наши игры во главе со своими дружками. Они рушили наши домики, отрывали головы куклам, прятали наши вещи, калякали на рисунках… Естественно, меня и подружек это выводило из себя, и мы, разозленные, бросались в бой. Я до сих пор помню, как отважно кусалась до крови – все обидчики носили мое клеймо. Правда, в результате почему-то виноватыми оказывались не только мальчишки, а мы все, и воспитательницы в наказание рассаживали нас по стульчикам, предлагая обдумать свое поведение. Пока я обдумывала, скрипя мозгами, в чем тут моя вина, Клоун начинал раздражать меня вновь – если он сидел близко, он тыкал меня в бок или развязывал бант, а если далеко, то начинал строить мерзкие рожи. В результате я кидалась его лупить, и меня наказывали вновь. То же самое происходило и дома. Стоило мамам отвернуться, как этот мелкий придурок начинал меня активно доставать, а стоило мне его стукнуть, как он начинал реветь, и от взрослых прилетало мне. Я даже помню, как мама отвела меня к детскому психологу из-за агрессии, но та объяснила, что я просто защищаю свое. Однако со временем я стала перенимать тактику Клоуна. И тогда ругали его – на радость мне.

В общем, как вы понимаете, играть с Даней я ненавидела – и в саду, и дома, и во дворе, и везде. Все происходило по одному и тому же сценарию. Он исподтишка кидался в меня песком, таскал игрушки и ставил подножки, а когда я падала, громко гоготал, вызывая желание пульнуть в него камнем. Однажды Клоун так нарывался, что я, подняв камень, честно попросила его перестать, не то брошу. Естественно, он ничуть не испугался, продолжил обзываться, за что и поплатился – я бросила камень. И, сама не знаю как, попала ему в голову. Боже, как я тогда испугалась! Не того, что навредила Дане, а того, что меня заругают старшие! Я со всех ног бросилась к маме, сидевшей с другими родителями на лавочке, но не успела ничего сказать, потому что тетя Таня услышала его плач и побежала выяснять, что произошло. Ничего страшного не случилось, камень был маленьким и пролетел по касательной, почти никак не повредив чугунную башку.

При этом рыдающий Клоун не сдал меня родителям, и в первый день я даже была ему благодарна – впервые в жизни. Зато на второй он вылил на меня с балкона воду. Охи злая же я была!

Правда, родителей наши отношения почему-то веселили, и они часто называли нас женихом и невестой, прогнозируя в шутку нашу свадьбу.

– Как будет удобно, – говорила с улыбкой мама. – Мы все давно друг друга знаем. И Данечка – мальчик славный и умненький.

– Вот-вот! И Дашенька такая красавица растет! – подхватывала Данина мама. – И вообще они друг другу подходят: Дашка темненькая, а Данька светленький!

– Крошки-картошки! – умилялась моя.

– Мы в таком случае третью квартиру на площадке выкупим и их там вдвоем поселим, – смеялся Данин папа.

– Или стену между нашими снесем, – хмыкал в усы мой, – и сделаем на троих одну огромную квартиру.

Меня это невероятно возмущало, и я твердила, что выйду замуж за Глеба Иванова – мальчика из группы, в которого я была влюблена. А Даня мотал головой и твердил: «Нет-нет-нет-нет-нет», что еще больше умиляло наших родителей.

Кстати, Глеб Иванов, моя первая детская любовь, тоже пал жертвой козней мерзкого Данечки. Наши чувства начались с того, что мы с Глебом лежали на соседних кроватях и обменивались взглядами во время сончаса, потому что оба терпеть не могли спать днем. У Глеба были очаровательные рыжие кудряшки, большие голубые глаза, и он казался пухленьким и умилительным, как ангелок. Никто из мальчишек с ним не играл, поэтому он примкнул к нашей девичьей стайке с моей подачи – я взяла его под опеку. Это тотчас же просек Клоун – и, естественно, начал терроризировать бедного Глеба. Апогея его пакости достигли в конце старшей группы, когда я решила, что Глеб должен меня поцеловать. Как папа – маму. Дело происходило в спальне, когда остальные дети отдыхали, а воспитательница куда-то ушла.

– Ты должен меня поцеловать, – решительно объявила я Глебу, который смотрел на меня круглыми совиными глазами, сидя на кровати и свесив босые ноги.

– Это как? – спросил он тоненьким голоском, и я многозначительно указала пальцем на свои губы.

Поцелуй мне казался ужасно взрослым, а мне очень хотелось повзрослеть. Поэтому я брала мамину помаду и с важным видом носила дома ее туфли на каблуках.

– Подойди и целуй, как принц Белоснежку, – велела я и улеглась в кровать, как и принцесса, сложив руки на груди.

Глеб медлил. Я приоткрыла глаза и нахмурилась:

– Так будешь или нет?