Как это делается - я даже не знал. «Сраный интеллигент!» - отругал я себя и решил выпить. Вернулся в номер, нащупал бутылку и налил себе виски. Оно было теплое и неприятно обжигало язык. Я поморщился и закурил новую сигарету.
«Ну, допустим, устроить пьянку на пирсе», – вернулся я к обдумыванию преступления.
Да, на пирсе. Ночью. Никого нет. Мы пьем. Много, до полного помутнения. Дальше все просто. Ударить подлеца бутылкой по башке и сбросить в море. И самому залезть. И топить его. Да, вот так вот прямо держать под водой, пока он не захлебнется, сволочь такая…
И что дальше? Дальше труп выбросит на берег. И утром его там найдут. Полиция, отпечатки пальцев, медицинское освидетельствование, случайные свидетели, скандал, арест, турецкая тюрьма, ужас.
Нет.
Это не моя история. Совсем-совсем не моя. Подписать смертный приговор, бомбить города, закладывать бомбы – это я, наверное, смог бы. Но никак не убивать человека своими руками. Даже если человек этот грозит всей моей жизни.
15.
Короче говоря, в итоге я все-таки уснул. Из всей той ночи в моей памяти остался сон, который я увидел перед самым пробуждением.
Сны, как учит нас наука, снятся всем и всегда, просто мы обычно не можем их вспомнить. Но вот в эти странные дни и ночи мозг, очевидно, работал в усиленном режиме и потому выдавал на-гора ударной силы сны, которые я запомнил.
Так вот, под утро мне приснился совершенно дурацкий сон. Дурацкий ровно настолько, насколько бывают дурацкими сны у фрейдистов, – то есть когда вместо символов и аллегорий все показано как есть, в лоб.
Снилась мне наша с Ленкой свадьба. Будто она в фате, в интерьерах полузабытой бабушкиной хрущевки, где я провел все свое счастливое детство. Тоже, кстати, характерно: когда мозгу надо показать что-то важное, в качестве декораций берется максимально родной и нейтральный фон – что-то, что записано на подкорке. В жизни я видел мало брачных церемоний, и потому свадьба была абстрактно-киношная – какой-то стол с угощениями, все нарочито по-совковому, провинциально и колхозно, что мне во сне было удивительно: как меня смогли уговорить на весь этот ужас? Вокруг стола – знакомые и родственники, причем если своих я узнаю, то Ленкины присутствуют в виде неких условных людей, но во сне я точно знаю, что это ее родня и друзья. И Борис тоже сидит за столом. В числе других персонажей уже из моей жизни, которых бы я точно не позвал на свою свадьбу.
И вот мы сидим, а я думаю: боже мой, они что, все знают? Ну конечно знают, раз уже свадьба и они тут. Я смотрю на Бориса. Пытаюсь сообразить, почему Борис тут, и понять по его лицу, что он обо всем этом думает.
С другой стороны – с какой радости вообще свадьба? Тут мне во сне стало сначала удивительно, а потом страшно – как это я подписался на свадьбу, да еще и с Ленкой? В этот момент я осознаю, что это все серьезно. И что на самом деле все всем известно, и я на полном серьезе женюсь на Ленке. Дальше во сне я опять мучительно начал вспоминать, как так получилось, что все в курсе и дело дошло до свадьбы, и почему свадьба такая удручающе быдлячая. Беспомощно пытаясь продраться сквозь затейливую логику распадающегося сна, я и проснулся.
Перед глазами был грязноватый потолок номера и пыль, медленно парящая в солнечных лучах, льющихся в номер сквозь щели между шторами.
Я посмотрел на часы. Было всего девять утра по местному времени. Так рано мы никогда не вставали, поэтому и на завтраке не были ни разу. Сон про свадьбу еще раз всплыл в памяти, уже совсем смешавшийся и спутанный. Анализировать там особо было нечего, все глупые комплексы и страхи были как по заказу: страх огласки нашей связи, необратимость и неуправляемая публичность, неизбежно за этим следующая, необходимость со всеми объясняться. Необратимость и публичность, как я себе объяснил, и олицетворяла собой колхозная свадьба – хлопцы пьяны, кони запряжены, ничего не поделаешь, ты готовишься стать отцом и так далее. Короче говоря, по опыту многих своих друзей я подсознательно считал такую вот свадьбу самым бесславным и унылым концом свободной мужской жизни и менее всего желал себе подобного финала. С другой стороны, свадьба явно была связана с бесконечными Гришиными рассказами о чьей-то там дурацкой женитьбе, которыми он изводил нас в течение дня.
Плюнув на вздорный сон, я вспомнил, что в этот раз придется вставать раньше обычного, и поднялся с кровати. Лена зашевелилась и тоже открыла глаза:
- Сколько уже? – Она села на кровати, потирая лицо ладонями.