Любовник

– Вы уже были у нас! Были у нас! Мы уже получили от вас молитвенники! – сердито заставляют их замолчать. А они испугались, застыли на месте, а потом растерянно отступили назад, бормочут что-то про себя на идиш. Но один невысокий солдат, выпутавшись из своих одеял, молча подошел к ним и со страдальческим выражением лица, словно ожидая укола, закатал левый рукав. А эти трое, приободрившись, начинают наматывать на его руку филактерии, открывают перед ним молитвенник и показывают, что надо читать, обращаются с ним как с больным. Ведут его вперед, потом возвращают назад, раскачивают его и раскачиваются вместе с ним, поворачивают его лицом к востоку, навстречу восходящему солнцу. А мы лежим в спальных мешках и смотрим на них. Издали казалось, что они молятся Солнцу.

Покончив с молитвой, они принялись за еду, как и в первое утро, роются в своих чемоданах из картона, вытаскивают яйца, перец, огурцы и помидоры. Можно подумать, что они собрали их в пустыне. Только на этот раз на них не обращали внимания. Солдаты потеряли к ним интерес. До сих пор под впечатлением вчерашнего обстрела. Я не спеша подошел к ним, заглядываю в раскрытые чемоданы. В них уже не было предметов культа, все раздали вчера. Вместо них там сложены «трофеи», собранные ими по дороге: солдатские пояса, гильзы, цветные портреты Садата. Сувениры, которые они принесут домой.

И снова меня поразила их свобода…

– Как дела? Что слышно? – улыбаюсь я им, пытаюсь завязать беседу.

– Слава Богу, – тотчас же отвечают они. Я заметил, что они не узнают меня.

– Куда вы направляетесь отсюда?

– Возвращаемся домой. С Божьей помощью. Рассказать о произошедших чудесах.

– Какие чудеса? Вы не понимаете, что тут происходит?

А они за свое:

– С Божьей помощью. Все чудо.

– Вы женатые?

Они улыбаются, удивленные вопросом.

– Слава Богу.

– Слава Богу, да, или слава Богу, нет?

– Слава Богу… разумеется… Вдруг они узнают меня.

– Мы уже встречались с господином?

– Да. Вчера утром. Перед обстрелом.

– И как дела?

– Так себе…

Я сел около них. В руках сумка, в которой лежал найденный мною черный пиджак. Они немного отодвинулись.

– Вы потеряли свой пиджак? – спросил я молодого, который все время помалкивал. На нем был военный мундир египетского солдата, видно, где-то подобрал.

– Да, – на его лице мягкая, необыкновенно приятная улыбка, – может быть, вы нашли его?

– Нет…

– Неважно, неважно, Бог с ним… – успокаивает его тот, что постарше.

Сидят себе и едят, легко так, непринужденно. Что-то в них все больше притягивало меня, до боли…

Этот юноша, красавец, сидящий между двумя другими и неторопливо жующий свой хлеб, не обращает на меня никакого внимания, подбирает своими прозрачными пальцами крошки, все еще читает ту же самую старую газету, которая и тогда лежала перед ним. Чай у них уже кончился. Они передают один другому бутылку с мутной водой, какая-то манна или роса, которую собрали по дороге. Видно было, что они умеют обходиться малым. Мне опять захотелось взять у них что-нибудь, какой-нибудь овощ или кусок хлеба. Но я почему-то, не спрашивая разрешения, поднял лежащую на песке шляпу молодого, надел ее на свою голову и начал ритмично покачиваться, почти незаметно, они улыбнулись, очень растерянные. Лица их покраснели. Я уже заметил, что они нас побаиваются. Как бы слегка брезгуют.

– И не жарко вам в таких шляпах?

– Будь благословен Господь.

– Идет мне?

Я как ребенок…

– С Божьей помощью, с Божьей помощью… – Они натянуто улыбаются.

По ним ничего нельзя понять…

– Может быть, поменяемся шапками, – сказал я молодому, – чтобы я не забыл вас?

Тот был совершенно растерян, уже потерял пиджак, а теперь у него хотят забрать и шляпу. Но один из тех, что постарше, воззрился на меня умным, проницательным взглядом, словно понял мои намерения еще раньше меня.

– Пусть возьмет… на счастье… вернется целым к жене и детям…

– Но я холостой. Только любовник… – нахально дразню я их, – у меня связь с замужней женщиной.

Но он оставался спокойным, смотрит на меня, точно видит меня теперь таким, каков я на самом деле.

– Чтобы нашел себе пару… чтобы вернулся домой с миром.

А на горизонте поднимаются грибообразные столбы пыли, и лишь через некоторое время, словно к пыли она не имеет никакого отношения, слышится пушечная канонада. Рабочий день начался. Люди разбегаются. И снова обстрел – за мной по пятам, как будто задался целью уничтожить именно меня. Прибежал сержант религиозной службы – поторопить свою стаю покинуть опасное место. Я даже не успел попрощаться с ними. Весь лагерь быстро свертывается, зарывается в землю. Стоящая рядом рота солдат начинает окапываться.