На ступеньках дома нас уже застают сумерки. Босая, пропитанная солнцем и солью, с мокрыми спутанными волосами, я вхожу в закупоренный дом, наполненный кухонными запахами, человеческим смрадом. Мама у себя в рабочей комнате, сидит при бледном электрическом свете, везде разбросаны книги и бумаги, грязные чашки из-под кофе, тарелки с остатками еды, кровать не застелена, подушки смяты, пепельница полна до краев; вокруг следы этого человека – помощника, секретаря, переводчика, черт его знает, кто он еще.
Адам
Он приходил утром и уходил в середине дня. Я не встречался с ним, но знал, что он является почти каждый день переводить, переписывать, просматривать. Ася закабалила его всерьез, тем более что времени у него было достаточно и он очень хотел выкупить машину, которая все еще пылилась в гараже. Иногда приходилось передвигать ее, чтобы она не мешала работе, пока Эрлих в конце концов не приказал откатить ее на склад для запасных частей. Она поместилась между двумя шкафами, до того была маленькая.
– Завяз ты с этой машиной, – не мог удержаться Эрлих, – от этого ненормального ни гроша не увидишь…
А я только улыбался.
Тяжелые летние дни. Каникулы в разгаре, Дафи каждый день ездит на море, она задалась целью загореть до предела, «превратиться в негритоску», как она говорит, а я – в гараже, который работает не в полную загрузку из-за того, что рабочие попеременно уходят в отпуск. Эрлих тоже поехал отдыхать за границу, и мне приходится заниматься счетами одному, засиживаюсь допоздна. А когда возвращаюсь вечером домой – застаю Асю в ее комнате посреди нового, незнакомого беспорядка. Бумаги и книги – на полу, везде грязные чашки из-под кофе, на тарелках косточки от фруктов, шелуха арахиса. Пепельницы переполнены. И она сидит посреди всего этого тихая, умиротворенная, думает свои думы. Молчаливая, будто отсутствующая, старается не смотреть мне в глаза.
– Работали… – говорю я, не спрашиваю, спокойным голосом.
– Да… даже не выходила из дому…
– Ну, как он?
На ее лице появляется улыбка.
– Странный… необычный какой-то человек… но с ним можно поладить.
Я не задаю больше вопросов, боюсь напугать ее, вселить в нее неуверенность, показать свое удивление, даже когда вижу в холодильнике кастрюлю с каким-то варевом красновато-зеленоватого цвета, новое блюдо, которое она никогда раньше не готовила.
– Что это?
Она краснеет, бормочет невнятно:
– Попробовала сегодня сварить что-то новое… он подал мне идею…
– Он?
– Габриэль…
Они уже готовят вместе…
Я улыбаюсь, не говорю ни слова, пробую сладковатое, странного вкуса варево, хвалю его, главное, не вызвать у нее чувство вины, не раздавить надежду, не показать признаков ревности, которой я не испытываю. Придать ей смелости, дать ей время, мы уже немолоды, нам по сорок пять, а этот странный неустойчивый человек может исчезнуть каждую минуту, да и летние каникулы заканчиваются.
Я помню необычайно жаркое лето, по всему телу разлита усталость, я в полупустом гараже, рабочих почти нет, дел невпроворот – с трудом справляюсь, хлопочу у машин и думаю о них: как удержать его, может, и ему как-то поспособствовать? Однажды я приехал с работы пораньше, жду в машине на углу улицы, вижу, как они спускаются вместе, садятся в ее «фиат»; она везет его, а я еду за ними следом, сердце мое бьется от волнения. Она довозит его до его дома в Нижнем городе, в самом центре рынка, он вылезает, она что-то говорит ему, высунув голову из окна, говорит серьезно, он слушает ее с легкой улыбкой, рассеянно смотрит по сторонам. Они расстаются. Я ставлю свою машину, бегу за ним, чтобы догнать, прежде чем он затеряется в толпе. Вижу его на пороге овощной лавки, он покупает помидоры. Я слегка прикасаюсь к нему, он краснеет, узнав меня.
– Как дела?
– В порядке…
– Как бабушка?
– Без перемен… Как быть, ума не приложу… Итак, он пока застрял здесь.
– Где ты живешь?
Он указывает мне на дом в конце улицы, дом его бабушки.
– Как работа, которую я нашел тебе?
Он улыбается, снимает свои темные очки, будто желая разглядеть меня получше.
– Нормально… что касается меня… Может быть, мне действительно удастся ей помочь… Она взялась за что-то очень уж мудреное… но…
– А машина? – прерываю я его, не хочу, чтобы он сказал что-нибудь лишнее.
– Машина… – он смутился, – что с машиной?
Забыл он о ней, что ли?
Я рассматриваю его. На нем чистая рубашка, но выглядит неухоженным, в руках вертит пакет с помидорами.
– К сожалению, я пока не могу тебе ее отдать, мой компаньон уж очень упрям, не согласен… Но если у тебя нет денег, небольшую сумму я всегда тебе ссужу.
И, не давая ему вымолвить ни слова, вытаскиваю из кармана пачку денег, тысячу лир, и кладу их осторожно на помидоры.
Он смущен, дотрагивается до денег. Спрашивает, не надо ли ему дать расписку.
– Не надо… ведь ты же будешь приходить к нам…
– Да, да, конечно…
– Между прочим, я ел это кушанье, по твоему рецепту… очень вкусно…
Он смеется.
– Правда?
Только бы не спугнуть его… Я кладу руку ему на плечо.
– Ну что ж, придется тебе привыкать к солнцу. Надеюсь, ты не собираешься убежать от нас?..
– Пока нет…