Любовник Дженис Джоплин

Снаружи из-за черных окон машины пассажиров внутри было не разглядеть, но в соответствии с инструкцией Давиду на голову надели капюшон. Через плотную материю слышалась болтовня «драконов», просачивался запах сигаретного дыма. Разговоры в основном шли о женщинах; время от времени подавал голос Маскареньо, и тогда кто-то из подчиненных подобострастно отвечал ему: «Совершенно верно, шеф!» или «Так точно, мой команданте!».

— Сегодня мне предстоит полакомиться клубничкой! — самодовольно объявил Маскареньо.

— О-о, шеф, поздравляю! Значит, сдалась та самая, из «Лос-Пикачос», шеф?

— Еще нет, прытко пела рыбка, но сегодня ночью наконец свершится, я поимею самую сладкую клубничку на свете, конфетку, королеву!

Давид, терзаемый страхом, не слишком хорошо понимал, о чем речь. Братьев Кастро или Риверу он боялся совсем по-другому. Нынешний, новый страх внушали Давиду нацеленные на него винтовки и федеральные полицейские, так не похожие на тех, что служили в Чакале и были его соседями. Подобный страх лишает людей покоя и здоровья.

Через двадцать минут машина въехала на большую подземную стоянку. Давид слышал, как полицейского начальника приветствовали часовые, дежурящие у шлагбаума. В ту же минуту, видимо, откуда-то поблизости до его слуха донеслись чьи-то жалобные стенания, и кто-то пронзительным голосом затянул «Облади-облада» по-испански: «В новом супермаркете я в первый раз; там стоит отличный мюзик-бокс…» Давида толчками отвели куда-то, усадили и сняли с головы капюшон. Он увидел комнату с некрашеными стенами и Маскареньо, сидящего за письменным столом. Полицейский забрал у него бумажник.

— А ну-ка, посмотрим, что у нас тут? — Маскареньо достал газетные вырезки и, хмурясь, стал вчитываться в заголовки на английском языке: — «Давид Валенсуэла, мексиканец, новый питчер бейсбольной команды Сакраменто…» Чертов Ротозей, если ты питчер, то я вундеркинд! А это что за баба? «Дженис — скоро в Филлмор-уэст!» Прытко пела рыбка, меня не проведешь; эта телка — партизанка Сандра Ромо, внешность в точности совпадает со словесным портретом! — Маскареньо отложил вырезки в сторону.

— Не забирайте их у меня, — попросил Давид. «Молчи! — одернула его карма. — Не показывай им свои уязвимые места».

— Эти фотки тебе очень дороги, так, Ротозей? — Давид молча кивнул. — Я верну их тебе, если ты расскажешь мне обо всем, без утайки.

— О чем обо всем?

«Не говори ему про Чакалу, иначе тебе несдобровать!»

— А, такты не знаешь о чем? Только не прикидывайся дураком, и предупреждаю: будешь юлить и затягивать следствие — подвергнешься суровому наказанию!

Маскареньо велел Давиду рассказать о команданте Фонсеке, или же Чато, не переставая держаться рукой за живот.

— И побыстрее, мне некогда!

Давид объяснил, что жил вместе с Чато в одном доме сначала в Кульякане, потом в Альтате, что он приходил неожиданно и долго отсыпался, а потом снова уходил.

— Кого из сообщников Чато приводил с собой?

— Никого, он всегда приходил один, ложился вечером спать, а утром его уже не было.

— Дальше! Шевели языком, каброн! Почему ты останавливаешься или тебе нравится передо мной спектакль разыгрывать?

— Я не знаю, что говорить…

Маскареньо вскочил, вышел из-за стола и вцепился Давиду в воротник рубашки.

— Я научу тебя говорить, чертов Ротозей! — прорычал полицейский и ударил Давида кулаком по голове. — Рассказывай быстро все, что знаешь! Перечисли свои обязанности, назови имена тех, с кем работаешь, выкладывай все в малейших подробностях! Что ты делал по ночам в мангровых зарослях? Что прячешь на Атамирако? Когда стал партизаном?

— Я не партизан, я рыбак!

— Матери своей расскажи, какой ты рыбак! Что за поручения давал тебе Грегорио Палафокс Валенсуэла?

— Клянусь вам, я рыбак, меня будут искать, скоро начнется путина!

— Ах так, значит, решил поупрямиться? На кладбищах полным-полно смельчаков вроде тебя, а путина, к твоему сведению, уже началась. — По его сигналу со стульев поднялись два специалиста, один очень толстый, а второй такой длинный, что годился в баскетболисты. — Я тебя предупреждал, — бросил он Давиду и обратился к приметной парочке: — Заставьте его говорить. Вернусь через пятнадцать минут. — По коридору Маскареньо перешел в маленькую кухню, там один за другим выпил два стакана молока. — Вот язва проклятая! — сказал он сам себе. — Придется обратиться к врачу, так некстати сейчас, самая работа!

Тем временем в комнате продолжался допрос.

— Так, значит, мальчик молчит? — елейным голосом произнес Толстяк. — Мальчик не хочет получить свою бутылочку?

— Сейчас захочет, — подхватил Длинный, угрожающе двигая рукоятками железяки, похожей на щипцы для колки орехов.

«Ты попал в неприятную переделку, — заметила Давиду его бессмертная часть. — Уноси отсюда ноги, пока не поздно!»

Давид решил сделать вид, что готов дать показания, но на его долю достались палачи, влюбленные в свою работу; истязая людей, они получали глубокое удовлетворение.

— Я хочу сознаться, позовите команданте!