Перед глазами Филиппа все расплывалось. Защищая себя, маршал совершил невозможное. Все, что Филипп считал для себя утраченным – свой дом, свое состояние, свою репутацию, свое положение, – ему возвращено. Он может вернуться в Мезон де Корбей и жить так, словно он никуда и не уезжал. Он сможет уйти в отставку, уехать в деревню с Анной-Марией и зажить своей семьей.
Но ему это дорого обойдется: он навсегда окажется у маршала в долгу, будет вынужден сносить его презрение, пока один из них не умрет.
Филипп вздохнул. Но, может быть, уже слишком поздно. С тех пор, как маршал отправил это письмо, его выдумка могла быть разоблачена, или он был вынужден сообщить о смерти Филиппа. В любом случае возвращение домой может быть весьма небезопасным. Нужно действовать с величайшей осторожностью.
Услышав какие-то звуки в коридоре, он смял письмо в кулаке.
Из прохода возникла матушка Бернар с подносом, на котором были хлеб, сыр и высокая кружка с вином.
Он встал.
– А когда вы получили это письмо, матушка Бернар?
Она поставила поднос на стол.
– Три недели назад. Вскоре после этого в соседнюю деревню прибыли люди кардинала.
Последовательность событий заставляет задуматься. Не может ли быть, что письмо – подложное? Оно послано для того, чтобы заманить его в ловушку и предать пыткам и бесчестью. Он внимательно осмотрел печать. Письмо написано рукой отца. Почерк и манера подбирать слова, равно как и герб, – все его.
Нет. Отец Филиппа слишком горд, чтобы взвалить на свой дом такой позор, что бы ни предпринимал кардинал. Письмо было подлинным.
Он должен действовать, и действовать немедленно. Филипп схватил кружку и жадно глотнул крепкого бочкового вина. Напиток обжег небо и гортань. Он завернул в рубашку еду про запас.
– Спасибо за еду, но сейчас мне есть некогда. Мне пора ехать.
Рука настоятельницы сжала его плечо.
– Вы никуда не уйдете, пока не расскажете мне про Энни. Она жива?
На губах Филиппа промелькнула ироничная усмешка.
– Более чем. Она процветает и уже перевернула весь мой дом вверх ногами. Самое непокорное создание из всех, кого мне доводилось видеть.
Матушка Бернар улыбнулась:
– Судя по тому, что я успела понять, сир, вы друг друга стоите. Передайте ей мои слова. И скажите, пусть обязательно напишет мне.
Он задержался у выхода в коридор.
– Я сделаю лучше. По дороге в Париж мы заедем сюда.
30
Первые пять ночей после отъезда Филиппа Энни спала очень беспокойно. Но эта ночь – шестая – была хуже всех. Если все будет хорошо, ей уже недолго оставаться одной. Но как все сложится, когда он вернется?
А что, если он никогда не вернется?
Уже было заметно позже полуночи, а она не спала, всматриваясь сквозь полог в неясный отблеск лунного света из сада. Еще целый час беспокойные мысли не давали ей покоя, и она наконец встала.
Накинув халат, чтобы не замерзнуть, и ощущая голыми ногами прохладу гладкого мраморного пола, она прошла в библиотеку.
Энни пыталась убедить себя, что пришла посмотреть книгу для чтения, но в глубине души ей просто хотелось здесь, среди вещей Филиппа, ощутить его присутствие.
Пройдя сквозь поток лунного света, залившего библиотеку, она подошла к маленькой кушетке Филиппа и села, обняв подушку. Прижавшись к ней лицом, Энни вдохнула слабый запах его кожи. Она закрыла глаза и поглубже зарылась в мягкую упругость подушки, пропитанной его запахом. Он пробудил воспоминание о его поцелуе, когда они стояли на овеваемом ветром плато. Она сейчас почти чувствовала вкус его губ и тепло его рук, обнимающих ее. Господи, как же она тосковала по нему!
Она подошла к двери за столом Филиппа и остановилась. В замочной скважине торчал ключ. С тех пор, как Филипп уехал, она боролась с желанием повернуть его. Но сегодня любопытство взяло верх.