Любовник из фантазий

– Условия спартанского общества вовсе не похожи на постоянный праздник. Не знаю, что ты слышала о Спарте, но мы были лишены той роскоши, в которой купалась остальная Греция. Спартанцы хотели от своих сыновей только одного – чтобы мы выросли самой страшной силой во всем древнем мире. Они готовили нас к будущему, учили выживанию. Нам выдавалась лишь одна туника в год, и если она приходила в негодность или подросток просто рос чересчур быстро, то дальше приходилось жить вовсе без нее. Правда, нам дозволялось иметь кровать, но только при условии, что мы сделаем ее сами. А когда мы достигали половой зрелости, нам запрещалось носить обувь. – Юлиан невесело рассмеялся. – До сих пор помню, как болели мои ноги зимой. Нам не разрешалось пользоваться одеялом или разводить огонь, чтобы согреться, поэтому приходилось заворачивать ноги в лохмотья, чтобы не отморозить их окончательно. А по утрам мы выносили из барака тела тех, кто замерзал во сне.

Представив мир, который описывал Юлиан, Грейс поежилась. Худшим, что она помнила из детских воспоминаний, были слова мамы, что понравившиеся дочери туфли слишком роскошны для ее лет. Юлиан в эти годы наматывал на ноги тряпки, чтобы не замерзнуть, и эта несправедливость шокировала ее.

– Вы были всего лишь детьми…

– Нет. Я никогда не был ребенком. Нам даже еды не давали в достатке, и мы вынуждены были воровать, а те, кто не мог, голодали.

– И родители допускали это?

Юлиан усмехнулся:

– Они считали это долгом перед обществом. Мой отец был спартанским стратегом, и большинство ребят презирали меня, так что мне доставалось меньше еды, чем остальным.

– Кем, ты сказал, был твой отец? – переспросила Грейс.

– Ну, скажем, старший полководец. Из-за его жестокости я считался парией в своей группе. Когда дети объединялись в шайки, чтобы воровать, я был предоставлен сам себе и выживал как мог. Однажды Ясона поймали, когда он пытался украсть хлеб, и после того как все вернулись в бараки, его хотели наказать, а я вышел вперед и взял вину на себя.

– Но зачем?

Юлиан пожал плечами:

– Ясон слишком ослаб от предыдущего наказания, и мне показалось, что нового он не переживет.

– А за что его наказали в предыдущий раз?

– Ни за что. Каждое утро нас вытаскивали из постели и жестоко избивали.

Грейс поморщилась:

– Тогда почему ты взял вину на себя, ведь тебя тоже били?

– Я сын богини и могу выдержать куда больше смертного. С этого дня Ясон называл меня братом и заставил остальных ребят принять меня в группу.

Грейс кивнула.

– И что случилось после?

– Мы решили объединить усилия, чтобы получить то, что хотели: Ясон отвлекал хозяев, а я тем временем тащил все, что мог. Вскоре я заметил, что отец Ясона тайно наведывается в деревню, чтобы взглянуть на сына. Невозможно описать гордость, которую я видел на его лице. Его матери тоже иногда удавалось посмотреть на сына. Хотя мы сами добывали себе еду, но Ясон почти каждый день получал что-нибудь от родителей – то свежий хлеб, то жареного ягненка, то кувшин молока, а иногда и деньги.

– Как мило.

– Ты так считаешь? Но я хотел, чтобы мои родители тоже обо мне заботились. Я бы жизнь отдал за то, чтобы отец хоть раз посмотрел на меня без презрения или чтобы мать хоть раз навестила меня. Я мог добраться лишь до храма в Тимарии и часами смотрел на ее изваяние, гадая, действительно ли она выглядит именно так и думает ли она обо мне хоть изредка.

Грейс опустила подбородок на его плечо.

– Ты видел мать, когда был мальчиком?

Юлиан вздохнул – как видно, ему было нелегко доверять ей сокровенные тайны, которыми не делился больше ни с кем.

– Нет, никогда. Она посылала других, но сама не приходила ни разу. Спустя годы я перестал ее звать и перестал ходить в ее храмы.

Душа Грейс содрогнулась. Как могла мать забыть свое чадо? Как могла она не ответить на мольбы собственного ребенка и не прийти, хотя так была ему нужна?

Грейс вспомнила о своих родителях, о той любви и заботе, которыми они окружали ее. Все время после, их смерти она считала, что лучше бы ей вовсе не знать, их любви, но теперь, столкнувшись с жестокостью, через которую приходилось проходить каждому юному спартанцу, она поняла, что была не права. Именно воспоминания о них до сих пор согревали ее, и она не могла даже вообразить себя на месте Юлиана.

– Но ведь у тебя был Ясон…

– Да, и когда мой отец умер – мне тогда, исполнилось четырнадцать, – Ясон пригласил меня в свой дом. Именно тогда я и повстречал Пенелопу.

Грейс, почувствовала укол ревности, когда Юлиан упомянул свою, бывшую, жену.

– Она была прекрасна, и они с Ясоном были помолвлены.

Грейс вздрогнула, услышав эти слова.

– Да-да, она была влюблена в него. Каждый раз, как мы появлялись, Пенелопа бросалась в его объятия и говорила ему, как много он для нее значит. А когда мы уезжали, она всегда просила его быть поосторожнее. Затем она тоже стала оставлять для него еду и вещи.

Юлиан вспомнил, с каким взглядом Ясон возвращался в барак, когда находил подарки от Пенелопы.

«Может, и ты однажды найдешь жену, – говорил Ясон, – но она никогда не будет так согревать тебе постель, как это делает Пенелопа».