Любовник из каменного века (СИ)

— Да, придётся много странствовать. Но не факт, что Гростайн такой один. Я думаю, их много. Послушай, Вера! Если ты согласна разделить со мной жизнь, полную приключений и опасности, — верни мне флешку. Осенью я допишу докторскую и прославлюсь как исследователь Гростайна. Ты тоже не будешь забыта, я упомяну тебя в предисловии как автора снимков. Ну, или как соавтора, чёрт с тобой. А потом мы отправимся в долгое путешествие. И все фотографии, которые ты сделаешь в прошлом или будущем — не знаю, куда нас занесёт, — будут принадлежать тебе одной. А я займусь любимой историей. Как тебе план?

Вера расстегнула куртку: её бросило в жар. Надо действительно глотнуть коньяка и принять горячий душ, а то и заболеть недолго.

— Олег, ты думаешь, я совсем дура?

— Почему?

— Я должна отдать тебе славу ради будущих фотографий «Титаника»? Но ведь это я начертала наши имена! Благодаря мне мы здесь!

— Но я здесь на десять лет раньше! И я разгадал, по какой причине мы здесь. Я раскрыл тайну Гростайна.

— У тебя нет никаких доказательств! Я вообще не верю, что можно путешествовать по времени куда захочешь, — и снова хаотическая линия нарисовалась в воздухе.

— Видишь эту золотую корону с королевской коброй? — тихо спросил Олег.

— Ну.

— Мне подарила её юная Клеопатра, когда путешествовала со своим возлюбленным жрецом.

Вера вскрикнула от неожиданности:

— Здесь была Клеопатра? Она подарила тебе золотую корону?!

— Да. Мы не смогли нормально поговорить, потому что не понимали друг друга, но в конце концов нашли универсальный язык общения.

— Я никогда не поверю, что Клеопатра подарила тебе свою корону! Или она ещё большая дура, чем я, — отчеканила Вера, успокаиваясь.

Всё это одна большая ложь. Хитрый доцент задумал обдурить её в третий раз, заставить молчать до защиты диссертации. Не выйдет! Вера стиснула флешку в кулаке.

— Она не дура. Просто ей понравилось, как я её... как я с ней... — в Олеге Петровиче внезапно проснулся питерский интеллигент.

— Ты её...?!

— Да. Ей захотелось, и я счёл возможным...

Вера мгновенно поверила во всю историю. От начала и до конца. Обмякла вся, пальцы, державшие флешку, расслабились. Что значит одна корона для божественной фараонши? Пыль межзвёздная. Что значит неописуемое, изысканное, пикантное, нежное и острое удовольствие для того, кто ценит удовольствия жизни превыше всего? Ответ очевиден. Вера тоже заплатила за секс с Олегом Петровичем высокую цену, и ни разу не пожалела.

Видимо, Олег Петрович прочитал Верины чувства на её лице. Он протянул руку и мягко спросил:

— Вера, что ты выбираешь: опубликовать фотографии и сорвать мне научное открытие или путешествовать по всему миру и по всем временам? Налегке: только ты, я и твоя фотокамера. Обещаю носить штатив.

Вера не колеблясь отдала флешку. Уточнила:

— А леопардовое манто тебе жрец подарил? Как же их вечная любовь?

— Не знаю, у них не было разногласий по этому поводу. На редкость дружная парочка, — ответил Олег Петрович с таким бесстыдным намёком, что Вера взревновала. — А вот те масоны, которые приходили, чтобы выкопать Гростайн и отвезти его в Америку, постоянно ругались. Не думаю, что они спали друг с другом. Может, их связывала вечная платоническая любовь?

— Масоны?!

— Да, еле отбился. Единственная настоящая и вечная любовь, которую я видел, была у Спартака и его жены. Но они недолго здесь гостили: залечили раны и отправились в свой век. Мне пришлось купить им антибиотики и лыжи.

— Твоё предложение насчёт коньяка ещё в силе?

***

Олег не соврал, он действительно трахался не так, как в предыдущие разы: не как призовой жеребец Ру, и не как питерский доцент-ботаник, решивший расстаться с девственностью в тридцать лет.

Его прикосновения были смелыми, но неторопливыми, трепетными, но жгучими. Всё сбылось: и долгие поцелуи до головокружения, и обоюдоострые оральные ласки, и серия затяжных оргазмов, среди которых был тот самый, ни на что не похожий и очень влажный.

Вера потеряла счёт времени и забыла, куда положила флешку, но это её больше не тревожило. Они с Олегом не сказали друг другу ни единого слова любви, но и так всё понятно было. Иначе Гростайн бы их не пустил. И от этого понимания теплело в груди и губы растягивались в счастливой улыбке. Немного пугало слово «вечность», но египетский пример в некотором смысле воодушевлял и примирял с действительностью.

— Вера! Быстро вставай и одевайся! Я совсем забыл про ужин! Мы не должны опоздать.

Вера разлеглась на кровати, как морская звезда:

— Да ну, переться куда-то. Давай консерву откроем. У тебя шоколадки нет?

— Есть. Но ужин — это святое. Давай-давай!

Олег кинул на кровать Верины джинсы.

— Олежек, ты просто повёрнут на еде, ты в курсе? Ты жрёшь всё, что не приколочено. Я не знаю, как мы тебя прокормим...

— При чём тут еда? Мы опаздываем на церемонию посвящения. Ты должна спеть что-нибудь перед остальными членами общины. Это очень важный ритуал, некогда объяснять.

— Что? Кружок хорового пения?! С детства ненавижу. Только через мой труп.

— Увы, это неизбежно. Где твои трусы?

— Я не умею петь!