Любовник из провинции

Конечно, ушлые и дошлые сразу поняли, что девчушка - новенькая и ее чем скорее - надо обратать. К ней подскочил какой-то мерзейший тип в вязаной шапке, задрипанном пальто и со вполне опухшей физиономией. Но очень галантный. Он спросил, что она хочет и что имеет, он, де, - опытный маклер и устроит все по первому классу. Вера подумала, что сейчас ему похмелиться надо по первому классу, - это да, и ответила, что ей не нужен маклер, у нее договоренность. Еще подходили, более приличного вида, но она их всех боялась: как она, женщина, одна, сможет противостоять этим ушлым и дошлым? И знать,- обманывают ее или нет?

Она решила присмотреться к толпе, выбирая одиноких приличных баб, и только к ним подходить. Было холодно, она замерзла, к ней снова подкатывались все те же маклеры, но она им коротко отвечала: спасибо, я уже договорилась.

Наконец ей приглянулась пожилая дама в пальто с чернобуркой, и взгляд у дамы был такой же, как и у нее, - растерянный.

Вера подошла к ней и, уже научась, спросила: какие у вас варианты? Я не маклер.

Дама обрадовалась и, взяв Веру под руку, отвела в сторону. Подозрительно оглядываясь, дама шепотом сказала, что ей нужен разъезд четыре на две...

Вера расстроилась и ответила, что у нее тоже разъезд.

Дама довольно горестно воскликнула: здесь почти все на разъезд. А к маклерам, милочка, ни за что... Я здесь третий раз и еще ничего приличного не предлагали. Думаю, с этими жуликами тут каши не сваришь. Только если по знакомству... Буду искать через знакомых и друзей. Советую вам тоже. Я вижу, вы такая же, как я, то есть, приличная женщина. Нам тут не место. Облапошат и досвиданья не скажут. Уходите. И я сейчас уйду.

Дама и вправду испарилась, а Вера толкалась до темноты. Маклеры больше не подходили: поняли, что она им врет, не же

лая иметь с ними дела. И ухмылялись. Мол, стой, стой, сапоги протрешь, а ничего не получишь без нас-то!..

Вера еще к нескольким подходила - все были на разъезд.

Домой с работы она приехала в час ночи.

В квартире стояла тишь, но, вешая пальто в шкаф, она увидела люськину котиковую шубейку. Сердце у нее дрогнуло: значит, здесь... Значит, начало военных действий открыто. Но она так устала, что на раздумья сил не было, только подумала, что хорошо, что завтра она работает с одиннадцати, - "эти" уберутся раньше.

Утром, пока пила кофе, поняла, что на Банный больше не пойдет, и вдруг разозлилась на весь белый свет: на Митю, у которого нет никаких проблем, на Лельку, у которой тоже все в порядке...

В общем Вера была раздражена и сначала решила на все плюнуть: пусть идет, как идет! Выкинут ее в коммуналку? - пусть! Значит, она такого достойна! Размазня! Только и умеет свои программы стряпать: сю-сю, лю-лю... Они ей, если честно, так надоели! Этот

пустой треп с бабьем, - какой муж, да какая любовь, да то, да

се...

И отдельно как бы от нее, от ее злости, и раздражения, организовалась идея: надо звонить Лельке. И спросить ее ( опять! А что делать? Ближе-то оказалось, никого и нет!), нет ли у нее или у кого знакомых своего маклера, - без этого, она поняла, - невозможно.

Звонить же Лельке не хотелось. Она понимала, что этот звонок будет выглядеть уже беспределом наглости. Потом. Позже.

Вера отправилась на работу. И, проехав мимо Телеграфа, вдруг выскочила на следущей остановке, и как полная идиотка, пошла к окошечку международной корреспонденции, ругая себя последними словами.

... А вдруг и напишет? Ну, открыточку-то бросить можно! С каким-нибудь поздравлением... Хотя бы с прошедшими ноябрьскими...

Писем, естественно, не было.

Леля тоже тихо маялась дома. Сначала она дико обиделась и разозлилась на Веру. Какая оказалась девка! Наплевать ей на все. На то, что из-за нее Елена не сможет теперь никого направить к Василию, а он - врач классный и берет нормально, не дерет три шкуры!.. Как она из-за ребенка фыркнула?! Что, Леля претендует на него? Нисколько! Помогла бы ей, дурочке, взяла бы на какое-то время к себе... Как Вера думает со всем решать?..

Леля расстраивалась особенно из-за того, что после их ссоры, Вера, наверняка, ей не позвонит... А уже не думать о митином сыне Леля не могла. Она должна, обязана его видеть. И не только!

Она будет участвовать в их жизни: Веры и ребенка. У Веры никого нет. Голым - голо. Даже подруг не очень, так, - подружки, а это совсем не то, что - ПОДРУГА. ДРУГ.

Какого же черта Лелька сидит и кислится? Плевать на гордость. Надо звонить самой и не мытьем так катаньем завладеть позицией...

- как раньше?.. - крестной. Второй матери. Но звонить нужно так, будто расстались они наилучшим образом и неважно, кто звонит первый.

Если, конечно, она не закусила удила и не пошлет Лелю куда подальше.