Любовник. Летний вечер, половина одиннадцатого. Модерато кантабиле

Мария миновала коридор. Туфли она держит в руках. Сквозь стеклянную крышу ночной свет льется на столики, окрашивает синевой скатерти, воздух в зале. Со столиков почти все убрано. На диванчиках спят люди: наверно, официанты уступили свои комнаты туристам. Никто из служащих отеля еще не проснулся.

Снова проходит Мария среди спящих. Лето. Люди за день выбились из сил. Надо надеяться, что двери во двор оставили открытыми. Совершено преступление на почве страсти, речь идет не о закоренелом преступнике. С какой стати запирать двери? Справа — конторка управляющей, именно там Клер с Пьером вчера вечером остались наконец одни, без нее, так надолго. Конторка погружена во тьму. Мария заглядывает через стекло. Там никто не спит. Если Мария хочет выйти с этой стороны, ей надо пересечь маленький застекленный коридорчик, примыкающий к большому коридору.

Дверь этого коридорчика заперта.

Мария дергает ее еще и еще. Лицо пощипывает от пота. Заперто. На улицу других выходов нет, только лестница из этого коридорчика. Остается выход через кухню.

Мария снова пересекает зал ресторана. В глубине его двери. Одна из них не заперта. Наверно, кухня там. Сначала она попадает в буфетную. Потом в огромную, во всю длину здания, кухню. Чудовищный беспорядок царит здесь. Его хорошо видно: широкое окно освещает кухню ярче, чем ресторан. Что это — уже рассвет? Нет, невозможно, чтобы это был рассвет. Мария смотрит в окно. Это фонарь во дворе, там, где стоят автомобили. От печей здесь еще стоит удушливая жара, липкая, тяжелая, и к горлу подкатывает тошнота.

Посреди кухни, недалеко от выхода, спит молодой парень на раскладной койке.

Одна дверь, похоже, не заперта, в узком проеме стены между окном и шкафом. Да, не заперта. Мария тянет ее на себя. Парень ворочается во сне и что-то бормочет. Потом умолкает, и Мария открывает дверь. За ней — винтовая лестница. Не утратил ли надежду Родриго Паэстра? Ступеньки деревянные. Под ногами Марии они скрипят. Здесь так же жарко, как было днем. Волосы Марии мокры от пота. Два этажа. Она спускается по лестнице на два этажа в полной темноте.

Стеклянная дверь приоткрыта. Она выходит к гаражам, во внутренний двор отеля. Об этом-то Мария и не подумала. Там ведь тоже должен кто-то дежурить. Но этот человек не мог слышать, как Мария звала Родриго Паэстру. Двор далеко от улицы. А на улице никого. В таком случае ворота должны быть заперты на замок. Мария смотрит на часы. Пять минут третьего. Машину в гараж заводил Пьер. Мария не знает, где она. Вышла. Двор засыпан песком, чистенький, светлый. Машины — их много — выстроились в глубине двора, под навесом, в тени.

Мария стоит у двери. Закрывает ее за собой. Дверь негромко скрипит — тонкий, жалобный стон, которого как будто никто не слышал. Никто? Надо выждать. Нет, кажется, никто не слышал жалобного скрипа двери.

Между дверью и навесом — двор, большой и пустой. Надо его пересечь. Лунный серп в небе освещает его. Посередине двора лежит тень, тень от крыши. Это крыша последнего дома, за которым начинаются пшеничные поля. А свет в окно кухни действительно шел от фонаря-«молнии» — вон он, висит высоко под навесом и покачивается от легкого ночного ветерка. Поблескивают машины. Наверно, эти машины сторожит честный человек. Где же он?

В тот момент, когда Мария решается пересечь двор, по улице за воротами двора проходят полицейские.

Они идут с другой улицы — с той, где находится Родриго Паэстра. Мария узнает их: чавкающие шаги по грязи — последняя улица перед полями. Они опять переговариваются. Она смотрит на часы. Тринадцать минут прошло с тех пор, как она ушла с балкона, а значит, столько же с последнего патруля. Перед стеклянной дверью она надела туфли. Идет через двор. Заходит под навес. Патруль уже удаляется.

Лучше всего, наверное, поднять шум. Вот и черный «Ровер». Мария открывает дверцу. И ждет. Из «Ровера» знакомо пахнет — это запах Клер. Мария с шумом хлопает дверцей.

В глубине под навесом кто-то кашляет. Потом чей-то голос спрашивает, кто здесь. Мария снова тянет на себя дверцу, оставляет ее открытой и идет на голос.

Человек не двинулся с места. Только привстал с шезлонга, который стоит у стены в том углу, что дальше всего от ворот.

— Я ночую в отеле, — говорит Мария. — Я искала маленький черный «Ровер».

Она достает из кармана юбки пачку сигарет. Предлагает ему сигарету, подносит огонь. Это мужчина лет тридцати. Он взял сигарету вялым движением. Наверное, спал. Он закутан в такое же покрывало, как и у Родриго Паэстры, коричневое.

— Уже уезжаете в Мадрид?

Он удивлен. Мария показывает на небо.

— Нет, — отвечает она. — Так распогодилось. Я не могу уснуть в коридоре. Хочу прогуляться.

Мужчина наконец поднимается из шезлонга. Стоит прямо перед ней. Улыбается ей. Да, иные мужчины на нее еще заглядываются. Они оба курят и хорошо видят друг друга в свете своих сигарет.

— Я вас побеспокоила, извините. Но ворота…

— Ничего страшного. Они не заперты. Каждое лето одно и то же.

Он уже стряхнул с себя сонливость. Говорит что-то о погоде, о ночной прохладе, которая приходит наконец в этот час.