Любовник на двоих

— Нуждаешься в любви с первым встречным?

— О нет! — Она даже помахала мне пальцем. — Докажи мне это. Я умею выбирать.

Это совсем потрясло меня.

— У тебя еще хватает наглости насмехаться надо мной сейчас!

— Я не насмехаюсь. Я объясняю… Не могла же я все время быть неподвижной! Мне надо было как-то размяться!

— Но если ты говоришь, что любишь меня, зачем же тогда продолжаешь эти ночные эскапады?

— Они так опьяняют меня!

— Но, Ева, ты действительно душевнобольная.

— Что ты имеешь в виду?

Я думал, и она закричала:

— Ну отвечай же!

— Тебе никогда не хотелось перестать притворяться калекой? Сделать вид, что болезнь прошла.

Ее смех взбесил меня.

— Разве лишь иногда, немного, — ответила она, — когда я засматривалась на тебя… Но ты не можешь вообразить, как хорошо мне в этой коляске!.. Жизнь не доходит до меня… Это я в ней — над жизнью!.. Катаюсь по ней, как вот по этому ковру, что у меня под ногами!.. Иногда ночью, когда мне очень хочется, я хожу… Это утомительно… Как вы можете истязать себя, передвигаясь на этих двух лапах?!

Нет, действительно, от ее доводов можно было с ума сойти!

— Ты когда научилась водить машину?

В десять лет. Меня сестра научила, ради забавы.

— И ты никогда никому не попалась?

— Я была удачлива, Виктор… Ты первый… Только не говори об этом никому! А, впрочем, если и расскажешь, то тебе никто не поверит. — Она усмехнулась. — Когда я думаю, что эта идиотка Элен так вымучивалась, чтобы представить меня симулянткой…

Говорить такое о покойнице-сестре, которая столько для тебя сделала!..

— Я запрещаю тебе говорить о ней! — взбешенный, перебил я ее. — Ты грязная гадюка!

Она вдруг посерьезнела.

— Может быть, я и гадюка, — отчеканила она, — но ты тогда — яд!

— Я?!

— Это ты с твоим вкрадчивым взглядом и мордой самца убил Элен!

— Повтори!

Она сложила руки трубочкой перед ртом и изо всех сил прорычала:

— Это ты убил Элен!

И тут я опять ударил ногой по коляске. Поскольку она приложила руки ко рту, то не смогла их вовремя отпустить и остановить коляску, покатившуюся к лестнице. Я вскочил, чтобы задержать ее, но было уже поздно. Как спортивные сани на большой скорости, коляска вместе с Евой покатилась вниз по лестнице. Ее швыряло от перил к стене, она подпрыгивала, качалась, а страшные вопли Евы, казалось, только увеличивали ее скорость.

На повороте лестницы правое колесо ударилось о перила, коляска перевернулась и упала с трехметровой высоты на плиточный пол в холле. Несколько секунд я смотрел на нее со второго этажа, затем бросился вниз по лестнице.

Ева лежала под обломками коляски. Ее белое платье было разорвано, грудь и бедра обнажены.

— Ева! Ты ранена?

Ее взгляд обнадежил меня. Слава Богу, она была жива. Я перевернул каркас коляски и, поставив его в сторону, протянул руку Еве.

Она ухватилась за нее, попыталась приподняться и с криком откинулась назад.

— У меня сломана поясница, Вик!

— Не говори глупостей, поднимайся же ради Бога! Давай, поднимайся! Ну поднимайся же!

Она покачала головой.

— Я клянусь тебе, что не могу, Вик. Я НЕ ЧУВСТВУЮ БОЛЬШЕ СВОИХ НОГ!