Любовник на все времена

Отец развернулся и, направившись в сторону гостиной, оглянулся назад. Диана даже не пошевелилась. Она не могла сделать ни одного шага. Она не была готова. Какую она сваляла глупость, решив, что сама сумеет со всем справиться.

— Я не… Дело в том… — Комок подступил к ее горлу, и она замолчала, но потом все-таки выдавила. — Я ненадолго, у меня нет времени на чай.

Диану бросило в жар, она опять растерялась. Сжав вспотевшие ладони в кулаки, она невольно закрыла глаза, представив, как теплые руки Генри поглаживают ее по спине, и понемногу ее тревога стала уменьшаться.

— Диана?

В голосе отца звучали забота и нежность, и она открыла глаза.

— Прошу меня простить, меня немного укачало в карете. Думаю, мне стоит немного посидеть и попить чаю, чтобы прийти в себя.

Том Мерриуэзер взял ее под руку, провел в гостиную и усадил на скамью.

— Благодарю, — не глядя на него, ответила Диана. Страх уже отступил, зато на смену ему пришло смущение.

Отец молча подал ей сложенный платок.

Сняв шляпку, Диана перевела дыхание и принялась обмахиваться веером. Отец сел рядом. Ей приходилось прилагать неимоверные усилия для того, чтобы не встречаться с ним взглядом.

— Часто это случается? — спросил он. — Я имею в виду приступы?

— Какие приступы?

— Я не совсем точно выразился. Это, конечно, не приступы, просто я не знаю, как это назвать. Иногда возникает гнетущее ощущение, сердце начинает колотиться в груди, голова кружится, и ты чувствуешь себя так, будто тебя ударили под ложечку.

— Становится то жарко, то холодно, в животе образуется неприятный комок, — отозвалась Диана. — Каждый раз, когда со мной происходит такое, я невольно задаю себе вопрос…

— …не схожу ли я с ума, — закончил за нее отец.

Диана послушно закивала головой, искоса взглянув на него. В его глазах светилось понимание и, неужели это ей показалось, чувство вины?

— Может, ты уже догадалась, у меня бывают точно такие же приступы. Они случались и у моей матери, поэтому я иногда спрашивал себя, не проявятся ли они и у моих детей. Не знаю, бывают ли они у Алекса, но я слишком редко вижусь с ним, не чаще одного раза в год. — Он немного помолчал. — Нет ничего удивительного в том, что ты страдаешь от них так же, как и я. В виде утешения могу сказать, что с возрастом это проходит.

— Приятно слышать, что не я одна страдаю от этого, — дружелюбно заметила Диана.

— Уж в чем, в чем, а в этом ты отнюдь не одинока, — шутливо поддержал отец. — Иногда я думал, что ты будешь более счастливой. Ты в самом деле заслуживаешь счастья, как и твоя мать. Я с радостью узнал о том, что ты стала виконтессой. Должно быть, герцогиня очень довольна.

— Между прочим, и я тоже. И вовсе не из-за титула. Для меня титул не играет такого уж значения. Я в самом деле счастлива, и все благодаря Генри. Он сделал меня счастливой, по-настоящему счастливой, даже более счастливой, чем я была до того дня… — Диана замялась и прикусила губу. Острая боль, как напоминание о былом, кольнула ее в сердце. Старая обида с новой силой охватила ее.

— Отец, почему… почему ты не захотел взять меня?

— Диана…

Но она не позволила ему продолжить:

— Ты знаешь, почему я так счастлива с Генри? Потому что я люблю его. Кроме того, я считаю…

Диана глубоко вздохнула, и целая череда мыслей, продуманных ею за долгую дорогу в Суоллоусдейл, промелькнула в ее сознании. Да, Генри ее любил, в этом не могло быть никаких сомнений. В глубине души и Диана верила ему, его обещаниям, в конце концов, его клятве, данной при венчании.

Дело было не столько в Генри, сколько в ней самой. Она всегда считала себя какой-то неправильной, которую вряд ли можно полюбить. Если бы она была чуть красивее, чуть благовоспитаннее в отличие от того, какой хотел ее видеть отец, или чего добивалась от нее бабка, то, возможно, вокруг нее все время увивались поклонники и обожатели.

Да, мать ее очень любила, но, как известно, любовь слепа, тем более родительская, она не дает видеть недостатки своих детей. Да и Алекс любил ее тоже, но в глубине души Диана чувствовала, что брата огорчает ее положение в роли желтофиоли. Она даже стала считать, что не заслуживает счастья, так как не может дать счастья другим.

Чем больше она думала об этом, тем более несчастной чувствовала себя. Не в силах вырваться из порочного круга, она медленно превращалась в недоверчивую, циничную и сдержанную особу, иначе говоря, становилась все хуже и хуже той девушки, которой могла бы быть на самом деле.

Как ни странно, это нисколько не испугало Генри. Он видел ее насквозь — не только плохое, но и хорошее. Именно он убедил ее в том, что она способна любить. Благодаря ему она стала той женщиной, какой всегда мечтала быть — веселой, счастливой, любимой. Но старые грустные мысли не хотели так легко уступать прежних позиций, именно они заставили ее согласиться с мнением света, что она не достойна Генри, настоящего принца среди мужчин.