XXIV
В кабинете следователя, оказавшегося довольно молодым парнем, я провёл около часа. Отвечал на вопросы, а потом излагал на бумаге всё, что мог вспомнить. Подробностями я не владел, поэтому писал поверхностно. Про несколько упоминаний Алиева об угрозах, про какие-то бандитские наезды – всё довольно расплывчато, без конкретики. Больше всего следователя интересовали имена и контакты тех, с кем Алиев непосредственно решал финансовые вопросы, а как раз с этим я точно помочь ничем не мог. Упомянуть Кошелева я не мог, потому что не был уверен, что имею такие полномочия. Кто его знает, какие схемы они там проворачивали? Как бы хуже не вышло.
– Ну, в принципе, я уже успел навести кое-какие справки, – рассказывал следователь. – У вашего друга случилось неприятное происшествие на объекте. Один из неквалифицированных рабочих допустил грубое нарушение техники безопасности, со смертельным исходом.
– Он мне об этом не рассказывал.
– Не успел, наверное. Как я понял, он вообще не особенно-то посвящал вас в свои дела. Судя по поверхностности той информации, которой вы владеете.
– Это да. У нас несколько разный род занятий.
– Ну, так вот. Подмосковные коллеги сейчас этим занимаются, и там очень много нелицеприятного вскрывается. Осталось выяснить, какую роль во всем этом играл ваш друг.
– Да какую роль он мог там играть? – возмутился я. – Тут даже строителем не надо быть, чтобы понять, что Алиев – простой субподрядчик. От него совершенно ничего не зависело, он не принимал никаких серьёзных решений. Просто занимался своей работой. Винтик.
– Винтик-то, он возможно и винтик, – кивнул головой следователь. – Но механизм, в котором этот винтик вращался, очень уж непростой… Впрочем, пока всё. Если что, то звоните мне. Ну, и я вам тоже позвоню, если понадобитесь. Подписку о невыезде дадите?
– Да зачем подписка-то, товарищ следователь? Во-первых, мне из Москвы уезжать просто некуда. А во-вторых, я по-любому никуда не уеду, пока всё это не закончится. Алиев мне далеко не чужой… Скажите, к кому там в больнице обратиться?
XXV
В Склифе я нашёл нужного врача, и узнал, что Алиев в коме, и всё ещё не приходил в сознание. Личных вещей при нём не имелось, мобильный и документы остались у следователя. Когда придёт в сознание? А кто его знает. Будет ли жить? Всё возможно. Или всё-таки умрет? Тоже возможно. Могу ли я чем-нибудь помочь? Можете, молодой человек. Езжайте домой, и не отсвечивайте. Это и будет лучшей помощью. И номер телефона оставьте. Если умрет, сообщим обязательно.
Едва я успел доехать до дома, снова раздался звонок с незнакомого номера. Звонил партнер Евгения, Андрей Кравчук, с которым мы тоже когда-то шапочно познакомились на «Литпроме». Когда Кравчук потерял надежду дозвониться до Алиева, то перевернул вверх дном всех общих знакомых, и откопал у кого-то из них мой номер. Узнав, что произошло, он долго и громко ругался матом, после чего безапелляционно потребовал, чтоб я с ним встретился. И уже через полчаса я увидел в окно подъехавший «Гелендваген».
– Ты ему кто? – в лоб спросил Кравчук. Здоровенный детина с бесстрашными глазами с размаху приземлился в жалобно скрипнувшее кресло, и закурил сигарету. Всякие политесы, видимо, он не любил, равно как и не привык бросать слова на ветер.
– Друг. А ты, насколько я знаю, курируешь тот проблемный питерский объект.
– Угу, – пробубнил Кравчук. Он очень сдерживался, чтобы снова не выругаться. – Жопа там, блядь, а не объект. Эти гондоны питерские: ни рыбы, ни мяса. Пока расшевелишь… Проще взять кнут, и лупить там всю эту сволочь подряд, без разбора. Первый попавшийся дремучий таджик соображает в сто раз лучше и быстрее, чем любой питерский прораб. Да и Алиев твой тоже хорош. Нахватал объектов, а вытянуть не может. Что вот мне теперь делать, скажи? Если объект не сдать день в день, меня ведь порвут, как грелку.
– Я не знаю, – растерянно ответил я. – Я вообще не при делах.