Любовники

— Да, Джо, около того. Вот что я хочу тебе предложить… Пусть Виктория начнет свое дело с нескольких заказов, на которые имеет полное право, с заказов, которые она знает вдоль и поперек. Это будет для нее компенсацией за годы упорной работы. Надеюсь, что это ее немного утешит. Да и разделить вотчину между ней и Миллисент будет намного легче…

— Вот дьявольщина! Интересная мысль, Ангус, очень интересная. Что-то вроде упреждающего удара?

— Именно.

— Миллисент согласна с тобой?

— Если Миллисент когда-нибудь узнает, что это моя идея… Джо, не вздумай заикнуться об этом, иначе мне несдобровать. Отношения в семье и без того хуже некуда. Честно говоря, Миллисент и Виктория не разговаривают друг с другом. Я один пытаюсь что-то сделать. Джо, я рассчитываю на тебя. Как ты решишь, так и будет.

— Черт побери, ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Ангус, дай мне подумать день-другой. Тут есть над чем помозговать, но пока я не вижу особых возражений. Дело может выгореть. Мы удержим и Викторию, и «Колдуэлл». И все же нужно пошевелить мозгами. Ты твердо уверен, что не передумаешь? Двадцать миллионов — сумма большая. Даже для такого агентства, как твое.

— Я уже несколько месяцев не могу думать ни о чем другом.

— Неужели так паршиво?

— Хуже некуда, Джо.

— Арчи, что мы с тобой знаем о Виктории Фрост, кроме того, что она потрясающий профессионал и наследница «Колдуэлл и Колдуэлл»? — спросил Байрон.

— Тебе этого мало?

— Ну, мне бы хотелось знать, почему она кажется чертовски неуязвимой, — ответил Байрон. — Виктории всего около тридцати, как и нам, но чем дольше я ее знаю, тем больше она напоминает мне неприступную крепость. Это неестественно.

— Байрон, она давно вышла из этого возраста. Если вообще когда-нибудь была молодой.

— Странно, что у нее нет личной жизни. Если бы она была, мы бы давно все знали. В Нью-Йорке от сплетен не убережешься. Это меня заботит. Но я признаюсь в этом только тебе.

— Может быть, она лесбиянка. Разве не так думают мужчины, если женщина не проявляет к ним интереса? Я уверен в одном: бесполых людей на свете не существует, — заявил Арчи.

— Может быть, она ведет двойную жизнь и в свободное время работает в борделе проституткой, как Катрин Денев в «Дневной красавице»? — спросил Байрон.

— Я же говорил тебе: не смотри французские фильмы!

— Говорят, что после просмотра четырех фильмов Бюнюэля на ладонях начинают расти волосы, — хмуро ответил Байрон.

— Четырех! — воскликнул Арчи. — Видно, до тебя не дошло знаменитое предупреждение: «В первый раз ты философ, во второй — извращенец».

— Кто это сказал?

— Жан Кокто, — быстро ответил Арчи, надеясь на то, что проверять Байрон не будет. — Но посмотри на это с другой стороны. Наш начальник, Виктория Фрост, которую никогда и никто не называл Вики, имеет дело со множеством влиятельных мужчин, особенно из «Оук-Хилл». Может быть, это ее самозащита, дымовая завеса, способ существования? Одна из множества уловок, с помощью которых женщины спасаются от приставания коллег?

— Ни в коем случае, Арчи, тут кроется что-то другое, — ответил Байрон, который после нескольких лет тесной работы с Викторией все еще ломал голову над ее манерой поведения.

В последние годы Виктория не только безупречно вела себя, но и значительно усовершенствовала свой суровый, но в то же время очень дорогой авангардный стиль модно одевающейся монахини. Если бы она отказалась от черного и коричневого в пользу темно-серого или белого, это выглядело бы так же пугающе, как пурпурное или оранжевое на другой женщине. Она не изменяла французской моде и подчеркивала свою белую кожу с помощью ярко-красной губной помады. В ней было что-то классическое и одновременно таинственное, поскольку от проницательных мужских глаз нельзя было скрыть, что самое главное в ней остается невысказанным. Эта загадочность, действующая сильнее, чем красота, делала Викторию предметом бесконечных споров среди коллег мужского пола.

За ее маской скрывалась страсть. Арчи и Байрон давно знали это, но Викторию окружала такая мощная крепостная стена, что проникнуть за нее было нечего и мечтать.

В конце лета 1982 года, накануне своего тридцатилетия, Виктория Фрост пригласила Арчи и Байрона к себе на обед. Эта честь оказывалась им впервые, хотя в последние два года она часто принимала приглашения на большие неформальные вечеринки, устраивавшиеся ими совместно.

Изысканная простота и уют квартиры ошеломили их. Оба прекрасно знали, чего это стоит.

Байрон и Арчи обменялись изумленными взглядами, когда Виктория встретила их, облаченная в красные замшевые брюки в обтяжку, слишком просторную блузку из розового шелка, покрой которой напоминал мужскую рубашку, и пару великолепных сережек из резного нефрита. Она распустила волосы и отбросила их на спину. Нельзя было сказать, что Виктория помолодела на десять лет, но это была совсем не та женщина, которую они знали по офису.