Любовники

— Что вам угодно, сеньорита? — с улыбкой спросил бармен, подаваясь вперед. Субъект в грязном матросском костюме вдруг быстро встал со своего места и вышел, словно счел атмосферу в баре совершенно неподходящей для него. Однако он остановился снаружи, у входа, с видом разбойника, спрятавшегося в укромном уголке и подкарауливающего свою ночную жертву.

— Две кока-колы, — сказала женщина постарше. — У вас есть лед?

— Нет, сеньора, мне очень жаль, но льда нет.

— Так, чудесно… Значит, льда у вас нет. Куда же это мы попали? Как называется это заведение?

Она с кислой миной осмотрелась вокруг, затем перевела взгляд на девушку. Та под неусыпным взглядом Эрика, который словно остолбенел, не в силах отвести от нее глаз, нагнулась, собираясь погладить кота. Но женщина постарше воскликнула:

— Дульчи! Что ты делаешь? У кошки может оказаться какая-нибудь зараза!

— Прости, мамочка. Мне только хотелось приласкать ее. — И она посмотрела на Эрика с веселой и милой улыбкой, лишенной всякого кокетства. Казалось, девушка вовсе не замечала его зачарованного взгляда, что еще больше поразило и восхитило его. Ибо это был один из тех редких случаев, когда молодая женщина не раздувала гневно ноздри и не хмыкала презрительно, словно собираясь накинуться на него с кулаками, дескать, что это он так уставился на нее.

— Это гостиница «Тцанаим», — произнес Эрик, скорее обращаясь к матери девушки.

Бармен поставил на стойку кока-колу, и женщина постарше взяла стакан, протянув второй дочери. Девушка отпила малюсенький глоток, состроила симпатичную гримаску, тихо проговорила: «Тепловатая», поставила стакан на стойку и вышла на улицу. Эрику захотелось пойти за ней, но все же он решил остаться вместе с «драконом», безусловно, очень ревностно оберегающим свое неповторимое сокровище.

— Вы остановились в этой гостинице? — спустя несколько секунд осведомился он у матери девушки.

Это была женщина лет сорока пяти. Очень опрятная, в светло-синем спортивном костюме. Через руку у нее был переброшен джемпер, словно она случайно захватила его в самый последний момент перед уходом. Такая же миниатюрная, как и дочь, хотя и не такая красавица, женщина обладала удивительно утонченной внешностью.

Она ответила не сразу, поскольку хотя и мельком, но внимательно изучала помещение. И только по прошествии нескольких секунд посмотрела на Эрика и сказала:

— Нет, разумеется. Мы вышли прогуляться, но на улице оказалось так жарко, что нам захотелось выпить чего-нибудь прохладительного. — И она с отвращением посмотрела на стакан с теплой кока-колой, из которого сделала не больше двух глотков, поставив его обратно на стойку. Затем открыла сумочку, расплатилась с барменом и, кивнув на прощание Эрику, удалилась.

Эрик постоял несколько секунд в нерешительности, а потом последовал за ней.

Дульчи стояла у входа в гостиницу, беседуя с сеньоритой Монтеро, которая вместе с братом была владелицей «Тцанаима». Сеньорита Монтеро — молодая энергичная женщина с коричневым, побитым оспою лицом и длинными, прямыми, черными и маслянистыми волосами — целыми днями ездила верхом, плавала в озере и распоряжалась индейцами, которые кормили птиц.

Вдали возвышались могучие горы, окружающие озеро. Возле гостиницы совсем не было травы, и двое индейских мальчиков по нескольку раз на дню поливали землю, однако пыль постоянно оседала на ней, как и на ветвях деревьев, растущих вокруг. Откуда-то поблизости доносились звуки американского джаза, передаваемого по радио. Легкий ветерок колебал все вокруг: женские платья, кустики перца, растения, посаженные в керамические вазы и консервные банки, шток-розы, пальмы и гибискусы[3]. С гордым видом прохаживался индюк, стараясь игнорировать все на свете, в том числе щенка черно-белого окраса, который то и дело наскакивал на него, приглашая к игре. От дуновений ветерка озеро было покрыто еле видной рябью. Вокруг царили тишина и спокойствие.

— Уже довольно поздно, — сказал Эрик, снова обращаясь к матери девушки. — Если вам далеко, я буду рад проводить вас.

Он заметил, что девушка разглядывает его, и только сейчас осознал, что, видимо, она по-настоящему видит его впервые. Она внимательно смотрела на него широко раскрытыми сине-зелеными глазами, полными совершенно невинного восхищения, будто разглядывала некую картину, глубоко тронувшую ее, или какое-нибудь прекрасное здание.

Эрик очень сильно загорел, а его волосы, выгоревшие на солнце, казались еще светлее, чем обычно. Он относился к тому типу мужчин, чья мужественная красота заставляла женщин воспринимать его скорее как объект обладания. Однако его внешность никоим образом не намекала на мягкость или уступчивость. Выше шести футов роста, с широкой мускулистой грудью и плечами, мощными бедрами и сильными ногами, он, казалось, воспринимал свою внешность спокойно и относился к ней, как к части своей одежды — без всякого тщеславия или гордости.

Несколько секунд они молча рассматривали друг друга, и тут девушка-испанка с побитым оспой лицом, посмотрев сначала на Эрика, а потом на Дульчи, восхищенно и одновременно печально проговорила: