Любовники

Эдуард Багиров Любовники

Я отличаюсь от многих из вас
Тем, что живу по особым законам,
Тем, что пишу этой ночью бессонной
Лишь потому, что мне грустно сейчас.

Я отличаюсь от многих из тех,

Что меня искренне, честно любили —
Тем, что любовь, и огонь, и успех —
Буквами, строчками, рифмами были.

Я отличаюсь от радостных дев

Возрастом, полом, обличьем и весом,
Тем, что я – шут и беспечный повеса,
И – скорпион, а не дева и лев.

Я отличаюсь от прочих вокруг

Тем, что порой выключал телефоны
Лишь для того, чтобы ночью бессонной
Не наложить на себя своих рук.

Я отличаюсь порой от себя

Тем, что себя не считаю поэтом,
И понимаю, что только поэтому
Не умираю, о прошлом скорбя.

Я отличаюсь от многих других,

С кем мои женщины спят, позабывшие
Море и солнце, на небе застывшее,
Вдруг увидавши счастливыми их.

Я отличаюсь от ваших мужей

Тем, что порою, забыв о приличии,
Я уходил, когда гнали взашей,
Не замечая всех знаков различия.

Я отличаюсь лишь тем, что люблю

Тех, с кем я был – с кем года, с кем – минуты,
Тем что не жил, подчиняясь статуту,
Тем, что себя очень долго терплю.

Андрей orlusha Орлов, «Про знаки различия»

1999 год

Посвящается А.З.

– Ничего страшного. Он заходит в подъезд, мы тихонько следом. Потом ждём, он выходит, я ему ствол в рожу, мол, стоять, сволочь. Он садится на задницу, и мы на его плечах врываемся в квартиру.

– Да мне-то по барабану, можешь поверить. А если там шум поднимется?

– Какой шум? Откуда? Пусть только муркнет кто-нибудь. С ноги по яйцам, стволом в башню, и сразу наступит тишина, как в склепе. Вот увидишь.

– Плоховато я тебя что-то со стволом представляю, Жень. Ну, да ладно. Где наша не пропадала.

Со мной вдруг неожиданно изъявил желание встретиться мой старый знакомый – Евгений Алиев. Я не отказался – свободного времени предостаточно.

Мы у метро пьем пиво прямо из бутылок. Друзьями в полном смысле слова нас не назовёшь: лишь изредка перекидывались парой слов в общих компаниях, да пересекались на базах и складах бывшей гостиницы «Севастополь», где скупали мелким оптом для последующей реализации всякую херню. Стоит ранняя весна девяносто девятого года, и мы едва сводим концы с концами в угрюмой и подавленной послекризисной столице. Источников дохода практически нет, а есть хочется каждый день. Нормально заработать в нашем полулегальном положении реально не представляется, а для воровства мы теперь уже слишком взрослые. Да и для нищенства… Поэтому не гнушаемся любыми заработками, лишь бы честными. Хотя бы относительно.

– Образцов, ты чем сейчас занимаешься?

– Да ничем, – ответил я. – Шатаюсь по электричкам, и впариваю народу пояса для похудения. Резиновые такие, может видал в «Севастополе»?

– Круто, – заржал Алиев. – А как ты попал на электрички-то? Там же мафия. С год назад одного моего приятеля где-то у Немчиновки прямо на ходу из вагона выкинули, вместе с товаром. Чудом под встречную не попал.

– Меня тоже пытались выкинуть. Только не вышло ни хера. Я, как увидел в тамбуре их бычьи рожи, сразу всё понял. Без разговоров схватил бригадира ихнего за голову, и долбанул о тамбурную створу. Он до самой Москвы так и не очухался.

А оставшаяся шелупонь вкурила, что с ними я и тем более базарить не намерен, и отлипла. В Москве вышел, узнал у них, как найти старшего, и сам решил с ним все вопросы.

– Заносишь кому-то, что ли?

– Да заношу… Только немного. А точнее, сколько сам посчитаю нужным. Там ведь тоже все люди разные. Шелупонь всякая отстегивает какие-то конкретные проценты, за ними там следят крепко. А я не шелупонь, со мной связываться – себе дороже. Поэтому мои пожертвования – это скорее жест доброй воли, хе-хе.

– Интересно ты живёшь, Рома, – улыбнулся Алиев. – Никогда не мог понять людей, работающих в электричках. С моей точки зрения они всегда были тупыми барыгами самого низкопробного пошиба.