Любовники, безумцы и поэты…

Широко, необозримо,
Грозной тучею сплошной,
Дым за дымом, бездна дыма
Тяготеет над землей.

Мертвый стелется кустарник,

Травы тлятся, не горят,
И сквозит на крае неба
Обожженных елей ряд.

На пожарище печальном

Нет ни искры, дым один, —
Где ж огонь, злой истребитель,
Полномочный властелин?

Лишь украдкой, лишь местами,

Словно красный зверь какой,
Пробираясь меж кустами,
Пробежит огонь живой!

Но когда наступит сумрак,

Дым сольется с темнотой,
Он потешными огнями
Весь осветит лагерь свой.

Пред стихийной вражьей силой

Молча, руки опустя,
Человек стоит уныло —
Беспомо́щное дитя.

«В небе тают облака…»

В небе тают облака,
И, лучистая на зное,
В искрах катится река,
Словно зеркало стальное…

Час от часу жар сильней,

Тень ушла к немым дубровам,
И с белеющих полей
Веет запахом медовым.

Чудный день! Пройдут века —

Так же будут, в вечном строе,
Течь и искриться река
И поля дышать на зное.

«Нам не дано предугадать…»

Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется, —
И нам сочувствие дается,
Как нам дается благодать…

«Две силы есть – две роковые силы…»

Две силы есть – две роковые силы,
Всю жизнь свою у них мы под рукой,
От колыбельных дней и до могилы, —
Одна есть Смерть, другая – Суд людской.

И та и тот равно неотразимы,

И безответственны и тот и та,
Пощады нет, протесты нетерпимы,
Их приговор смыкает всем уста…

Но Смерть честней – чужда лицеприятью,

Не тронута ничем, не смущена,
Смиренную иль ропщущую братью —
Своей косой равняет всех она.

Свет не таков: борьбы, разноголосья —

Ревнивый властелин – не терпит он,
Не косит сплошь, но лучшие колосья
Нередко с корнем вырывает вон.

И горе ей – увы, двойное горе, —

Той гордой силе, гордо-молодой,
Вступающей с решимостью во взоре,
С улыбкой на устах – в неравный бой.

Когда она, при роковом сознанье

Всех прав своих, с отвагой красоты,
Бестрепетно, в каком-то обаянье
Идет сама навстречу клеветы,

Личиною чела не прикрывает,

И не дает принизиться челу,
И с кудрей молодых, как пыль, свевает
Угрозы, брань и страстную хулу, —

Да, горе ей – и чем простосердечней,

Тем кажется виновнее она…
Таков уж свет: он там бесчеловечней,
Где человечно-искренней вина.

В деревне